– Как же они могут ими управлять, док? Честное слово, эти твари были почти с него ростом и совсем не трогали, – Браст, наконец, выловил Геклиса в подходящий момент – наедине. Можно было задать вопросы.

– А как управляется муравейник, солдат?

– Ну… Не знаю я, там ведь солдаты всякие, рабочие… Каждый знает свое дело.

– Но ведь всем этим кто-то управляет, правда?

– Да, не знаю я, объясните неученому, если можно, – Браст пришел к доктору показать свою очередную, не проходящую уже неделю, опухоль-укус (она не болела, просто чесалась, но набухла сильно).

– Муравьиная матка выделяет специальный фермент, те, кто ближе, его слизывают и разносят остальным – вот так команда и передается. Ну, понятно, до конца это темное дело для науки неясно. Тем более есть муравьи-путакматы, те вообще одиночки. Наверное, этот их «пастух», он кормит пауков каким-нибудь веществом и они его не трогают, ходят за ним стадом. Мы ведь ничегошеньки о Мерактропии не знаем – темное пятно, исследовательский пробел. Ладно, касательно твоей вавки – будешь терпеть? Попробуем извлечь эту закопавшуюся личинку, – биолог уже доставал из стерильного ящика пистолет для уколов.

– А сама она не вылезет?

– Не утомляй, сержант, откуда я ведаю. Давай ногу.

Пригибаясь, совсем чуть-чуть, под весом пленной, Лумис спеша возвращался обратно и хотя он гнал мысли о предстоящих событиях, план близкого будущего в голове имелся. Он представлял, как обменивает пленную на заложника, как щелкают наручники, освобождая запястья товарища, как визжит и просит пощады Кукла и как он сам, не торопясь, извлекает из нагрудного кармана газовые гранаты и переключает игломет на ядовитую обойму. А дальше Бенс по молчаливой команде падает и волчком катится прочь, едкий дым обволакивает бронированную машину, внутри судорожно кашляют, а десять спаренных стволов выпуливают в салон полный магазин. Черта мятого из этого что-то получилось.

Они были тут, и если бы сидели тихо, вполне может быть, Лумис попал бы в сети тепленьким, но они шумели, сильно шумели – пытали Бенса. Лумис понял, что влип. Плохой сегодня был день: ночная удача, полночное хождение по лезвию, везение, все – теперь оборачивалось выдавливающей плоскостью пресса, и руки были связаны и уже трещала голова под многотонной тяжестью и нельзя было юркнуть в сторону, а сверху похохатывая давило лопающуюся черепушку несовершенное, отвратно-реальное бытие.

И он стоял, перед последним барьером – выступом каменной кладки, мысленно кусая локти и проклиная себя за то, что втянул постороннего в свою реальность: потому как пытали они Бенса не просто забавы ради – они желали узнать, где Диностарио и не только Диностарио, они знали все его многочисленные имена, это были серьезные люди из очень солидного ведомства. Конечно, он мог бежать – была такая вариация.

После того как танк-мостоукладчик перестал быть необходим, его не задумываясь бросили, он был слишком медлителен и неповоротлив, а Браст теперь выполнял обязанности связиста, или какие придется, в большой боевой машине-накопителе. Командовал здесь младший гауптман Кесри. Сейчас он, как раз, надумал оторвать Браста от непрерывной цепи горестных размышлений.

– Свяжись с «первым», – прошипел гауптман не отрываясь от окуляров внешнего обзора. Номер «первый» не свидетельствовал о расположении транспорта в колоне – он именовал приоритетность; в данном случае подразумевая подвижный броне-штаб начальника отряда – полковника Варкиройта.

Браст вдавил шершавый податливый тумблер и услышал в ушах ровное удаляющееся гудение, похоже луч миллионократно переотразившись в световоде смотался в тугую звенящую струну. И тут он почувствовал это. Струна оборвалась не допев. В наушниках очень знакомый, невероятно родной голос спросил:

– Алло, кто это?

Браст ощутил, что задыхается, стрелки приборов запрыгали перед глазами.

– Алло. Включите изображение, – очень настойчиво произнес голос, ее голос, голос Маарми Тоу-Синцерони.

Он ощущал, что кровь приливает к лицу. Он сидел в кресле танка, равномерно сминающего мекро-кустарник, и не сидеть здесь он не мог, иначе... Не может быть никак иначе.

– Браст, это ты? – осведомилась она, совершенно естественным тоном, – Браст милый, ответь. Что случилось?

Он молчал, где-то там, в середине гортани материализовался какой-то шершавый комок. «Сейчас это пройдет, пройдет обязательно! – молча проронил кто-то внутри. – Пройдет как и в прошлый раз». Но это не проходило, более того, он и не хотел чтобы это проходило. Но даже независимо от его желания это продолжалось.

– Если ты имеешь хоть каплю совести, ты ответишь мне! Браст, любимый, знаешь, как мне тяжело без тебя? Куда ты исчез? Что ты молчишь? Тебе нельзя говорить? Браст... – учащенное дыхание, ее дыхание, он уже знал, что глаза у Маарми вот-вот взорвутся слезами. – Браст послушай, может... может тебя покалечило? Изуродовало? Послушай, ты мне нужен любой, понял. Только бы был жив. Не мучай меня ответь, что случилось?

Откуда-то из другой незадействованной доселе половины, а может четверти его мозга всплывал в памяти забытый разговор, совершенно-совершенно посторонний, но именно там, в этом давно ушедшем в прошлое споре, была зацепка, зацепка за происходящее. Тогда, в тот вечер Бездни Мерклес рассказывал им сказки или легенды, что-то об очень-очень далеких временах. Он говорил тогда, что раньше, еще до того, как появились бомбы, а может быть даже до того, как в первый раз получили смесь селитры и древесного угля, люди могли читать мысли друг друга и разговаривать на очень больших расстояниях без видеофона и радио. Он был очень умным парнем этот Бездни Мерклес, только у него была плохая интуиция.

– Браст милый, ответь, прошу тебя!

Браст скосил глаза на Кесри. «Это бред», – сказал он себе. «Ну, и пусть бред», – возразил тот же таящийся внутри него тип. Глазницы Кесри плотно прилегали к окулярам кругового обзора. Браст закрыл рукой микрофон внутренней связи, похожий на пуговицу воротника.

– Любимый, – раздались всхлипывания. (Она плакала!) – Тебе что – оторвало язык? – ее голос похолодел.

Браст набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул. Тянуть далее было нельзя:

– Маарми. Да, это я, – он услышал, как она невольно вскрикнула. – Маарми, я люблю тебя, я очень люблю тебя, девочка, – он больше уже не косился на Кесри, ему было наплевать и на него и на Варкиройта, и на всех остальных. – Маарми, крошка, я сейчас очень-очень далеко от тебя, я не могу открыть тебе некоторые секреты, но это и не важно. Маарми, если я выберусь из этой кутерьмы, которая здесь происходит, я тебя найду, ты только дождись меня, поняла? Обязательно дождись. Я всегда думаю о тебе, всегда, всегда, – он уже не видел ничего перед собой, он хотел видеть только ее, видеть ее сейчас же.