в коридор, и, по мере того как тетя Марта отходила от класса и приближалась к лестнице, шум все усиливался. Столпившись у окон, стараясь перекричать друг друга, девочки обсуждали богатый событиями первый в новом году урок. Жанетта некоторое время стояла у дверей одна. Она поджидала Эржи: Эржи была в тот день дежурной, и ей полагалось проветрить класс. Среди смутного, сливающегося хаоса звуков вдруг, словно гром, прозвучала фамилия: Рошта!

Жанетта, удивленная, повернулась в ту сторону, откуда послышался этот дышавший злобой, сиплый голос.

— Мы ни слова не поняли в стихотворении, которое Рошта читала по-французски, и все-таки слушали, внимательно слушали! Кто знает, что она там наговорила, это меня не интересует, я не к тому это говорю… А вот скажите, почему она не пожелала послушать, как я читаю стихи? Конечно, когда другие декламируют, Рошта может болтать да посмеиваться… Все от нее просто без ума. Она не знает даже, что за кушанье физика, а все равно только и слышишь: Аннушка то, Аннушка это!

Кто-то сказал:

— Да она и не смеялась.

Илонка Шмит топнула ногой:

— Я собственными глазами видела!

Жанетта услышала другой голос:

— Нет. Она всегда очень внимательно слушает на уроке.

И опять раздался голос первой девочки:

— Тебе просто завидно, что Рошта хорошо читает стихи.

Задыхаясь от гнева, Илонка сказала:

— Неправда!.. Я не завистливая. Только меня злит, что все вы…

Возмущение Жанетты сразу же утихло. Вот, оказывается, почему Илонка Шмит сердится на нее! Ожесточенный спор шел довольно долго, и Жанетта вдруг узнала, что ее здесь вовсе не считают «неаккуратной и ленивой разгильдяйкой», что она маленькая, но значительная особа и что кое-какие ее достоинства уже нашли себе признание. Нет, она теперь не озорница, широко известная на трепарвильских улицах, а член коллектива, от которого ожидают всяческих успехов…

Из класса вышла Эржи, взяла под руку Жанетту, и они стали медленно прогуливаться по шумному коридору. Черноволосая смуглянка из восьмого класса, председатель совета дружины, крикнула Эржи:

— Шоймоши! Не забудь, что в воскресенье сбор дружины!

— Ладно, я передам совету отряда.

— Надеюсь, ты успеешь подготовить доклад?

— А как же!

Эржи — видная фигура в жизни школы: как-никак, председатель совета пионерского отряда седьмого класса «Б» и одна из лучших учениц. Дружба с нею Жанетте кажется чуть ли не почетом. Вот так же она была бы счастлива, если б прогуливалась по школьному коридору рука об руку с Розой Прюнье и могла бы считать ее своей близкой подругой. Бледное личико Жанетты просияло от горделивой радости. Ей хотелось немедленно, сию же минуту доказать, что она достойна дружбы такой девочки, как Эржи; она чувствовала, что способна совершить что-то большое, героическое, такое, что обезоружит ее врагов и одним махом создаст ей славу… Но тут ей опять пришел в голову все тот же, еще не выясненный вопрос:

— А сколько ему было лет, когда он бросился под поезд? — И она посмотрела на Эржи.

— Тридцать два, — ответила та. — Не мог он вынести всех мучений.

— Но все-таки… как же это?.. Ведь он был знаменитым поэтом, его стихи даже в школах учат!

Эржи закивала:

— А как же! Его именем названа одна улица, несколько школ, библиотек, в деревнях есть даже производственные кооперативы имени Аттилы Йожефа! Но все это только после освобождения Венгрии, а при жизни его преследовали.

— Кто?

— Ну кто… вот глупенькая! Всё те же, Аннушка, из-за кого твоему отцу пришлось бежать во Францию. Да, я вспомнила! У тебя ведь есть книга про Аттилу Йожефа.

— У меня? Откуда ты знаешь?

— Своими глазами видела. Называется она «На окраине города», а написала ее сестра поэта, Йоланка Йожеф… — Тут Эржи вдруг отпустила руку Жанетты и побежала к классу. — Окна нужно закрыть, а то выстудим класс.

Следующим уроком была зоология. Полная пожилая учительница, тетя Берта, выслушала дежурных, по-старушечьи ласково кивая головой. Во рту у нее спереди не хватало зубов, это сильно изменяло ее голос, и она сама первая начинала добродушно смеяться, когда то или иное слово вдруг вылетало у нее изо рта с неожиданным присвистом.

— Итак, муха садовая и муха комнатная, — сказала она и поудобнее устроилась в кресле. — Времени для подготовки у вас было достаточно, девочки. Ну, кто хочет рассказать нам о мухах?

Сразу поднялись руки, но тетя Берта вызвала сонную, равнодушную Терезу Балог. Долговязая девочка взошла на кафедру и заговорила о мухах, да таким вялым, сонным голосом, что у нее у самой речь напоминала жужжанье мухи. Время от времени она умолкала и подолгу раздумывала, затем с полным душевным спокойствием продолжала отвечать урок:

— Ну да… А еще одно характерное свойство садовой мухи… — И Тереза продолжала свой равнодушный, сбивчивый рассказ, то и дело перескакивая от одного вида мух к другому.

— Отвечала ты самое большее на тройку, — сказала тетя Берта, прикрывая зевок маленькой пухлой рукой. — Я вижу, Балог, ты готовилась, но связно рассказать материал все еще не умеешь. А ведь без этого ты никогда не будешь хорошо отвечать. Ну, у тебя еще будет время исправиться… У кого есть вопросы?

Йолан Шурани вскочила с места.

— Мне хотелось бы знать… я как раз сейчас об этом подумала… — торопливо заговорила она, с трудом подбирая слова. — Вот если в поезде окажется муха и все она летает и летает по вагону без остановки, как же тогда получается: поезд довезет ее, скажем, до Мишкольца или она сама проделывает этот путь собственными…

— На собственных крыльях, — вставила Аранка Пецели.

Все рассмеялись. Терпеливо выждав, когда восстановится тишина, тетя Берта кивнула Аранке:

— Ну что же ты? Шурани ждет ответа.

Толстушка Пецели заерзала, потом выскочила из-за парты, снова попятилась; на ее славной круглой мордашке пришел в движение каждый мускул.

— Да ведь это же