Щёки горят. Не могу понять, что ж так жарко-то. Вроде бы работает кондиционер. Открывать окна не хочу — на улице холодно, сквозняков мне сейчас точно не нужно.

Такие красивые хлопья. До семинара ещё полчаса, может выйти на улицу? Просто побродить по дворам, подумать о чём-нибудь приятном, поскрипеть свежим снегом.

Скоро стемнеет. Когда закончатся вебинары, что-нибудь почитаю, потом посмотрю кино. А может не буду. Поужинаю, почитаю малышу перед сном и лягу спать. Завтра утром мне надо к врачу. На осмотр. Клиника классная, очень крутая. Я записана. Меня посмотрят, спросят про курс витаминов, я возьму такси и уеду домой. И снова буду чему-нибудь учиться. И снова буду чувствовать себя одинокой во время этих пауз между делами. А иногда и во время их выполнения.

Мама теперь относится к Руслану иначе. По меньшей мере, она ему благодарна и очень его уважает. Но со мной она общается как-то по-другому. Не так, как раньше. Вроде бы тепло, но только на тот момент, когда происходит непосредственное общение. Стоит выйти из квартиры — и ничего не остаётся.

Чувство, что я никому не нужна.

Во время семинара для эйчаров щёки горят всё сильнее. И слабость какая-то дурацкая, тело начинает ломить. Обеспокоенно решаю померять температуру. 37 и 2. Ложусь на диван и звоню Руслану. Он говорит, что скоро приедет. По голосу слышу, что он очень взволнован. Спрашивает, не простудилась ли я. Говорю, что горло в порядке, насморка нет, кашлять — тоже не кашляю. Обязует сразу же после нашего разговора позвонить гинекологу. Заверяю, что позвоню.

Но после того, как кладу трубку — чувствую резкую боль внизу живота и приток липкого холодного страха. Бегу в ванную и… вижу, что у меня идёт кровь… Ужас, который я испытываю, словами не передать. Я едва сознание не теряю. Снова звоню Руслану. Занято. Набираю гинеколога. Сбивчиво рассказываю, что случилось.

Дальнейшее происходит будто в тумане. Руслан приезжает минут через десять, забегает в квартиру, помогает собраться, спешно везёт меня в клинику. Меня обследуют, укладывают на каталку и везут в палату. Всё, что я чувствую — страх. Руслан рядом до тех пор, пока это разрешают ему врачи. Я вижу, какой он бледный, как сильно волнуется. Вижу, что он старается меня утешить, убрать панику. Но она не уходит. Понимаю, что слёзы катятся по моим щекам. Кто-то рядом в белом что-то говорит о сохранении, о каких-то лекарствах в виде вагинальных свечей, о какой-то непонятной истмико-цервикальной недостаточности, о гормонах, о курсе препаратов. Меня просят не волноваться, стараться меньше двигаться, говорят, что всё будет хорошо, устраивают в палате. А я тихо плачу и только глажу и глажу живот, как будто это может помочь.

А потом, когда уже мне делают цервикометрию и принимают решение не зашивать, а надеть кольцо… мне становится хуже. Боли усиливаются и меня везут в операционную.

Раскрытый цервикальный канал.

Какие-то лица-пятна в белых масках.

Тьма. Кошмар. Безысходность.

Выкидыш.

На четырнадцатой неделе беременности.

Ничего нельзя было сделать. Природа мудра.

Оглушающая пустота.

На полу множество разбросанных деталей огромного пазла. Чем эти пазлы сложнее, тем больше я отвлекаюсь. Собранных — уже четыре. Много-много деталей.

Наверное, у кого-то скоро Новый Год. А у меня в душе по этому поводу — абсолютная тишина. Ну, новый и новый.

Мне нравятся пазлы. Иногда так увлекаешься, что не думаешь больше ни о чём. Да от меня ничего и не требуется. У меня всё есть. Деньги, еда, хорошая квартира. И гинеколог у меня хорошая. Что ещё нужно?

Больше ведь ничего не нужно.

Или нет?

Этот вот, синенький — сюда. А вот здесь очертания носа тигра. Это — сюда. Блин, не тот. А, вот. Точно.

Руслан говорит, что мне нужно себя в чём-то найти. Интересно, в чём? Честно говоря, мне плевать, кем я буду работать. Куда-нибудь да возьмут. Да, я слабая. Я не боец.

Все кругом бойцы, все молодцы. А я — нет. Я — бледная тень себя. И ничего не хочу.

В коридоре слышится звук открываемой двери. Это Руслан. Теперь он приезжает чаще. А мне теперь как-то всё равно. Есть, нет… Мне как-то вообще на всё всё равно. Даже на этот пазл. Надоел.

— Привет.

Поворачиваю голову. Он устал. Много работает.

— Привет.

— Как ты?

Я не хочу отвечать. Ни врать не хочу, ни расстраивать.

— А чего ты не оделась?

— Куда?

— На концерт.

— Я не хочу.

— По телефону сказала, что не против.

— Ну, а теперь не хочу.

Он садится рядом на корточки.

— Наташ. Надо приходить в себя.

— Угу.

— Одевайся и поехали.

— Нет, не сегодня.

— Бля, Наташ, так тоже нельзя.

— Я могу уехать.

— Куда?

— К маме. К сестре.

— А ты этого хочешь?

— Честно? — я устало смотрю в его усталые глаза. — Мне плевать.

Я знаю, что он заебался возиться со мной. Знаю, что он стерпел целый ряд моих истерик. Знаю, что если бы он не чувствовал за меня ответственности — он бы не приехал. Но почему-то сейчас меня это мало тревожит. Пройдёт вечер. Я поем, лягу спать и засну. Вот и всё.

— Хочешь, сделаем паузу? — шёпотом спрашивает он.

— Ты о чём?

— Не знаю… Я могу снять тебе другую квартиру и не приезжать. Может, ты встретишь кого-нибудь другого.

— Ты мне врал. Я разговаривала с Сергеем, когда он приезжал чинить шкаф. У тебя врождённый порок сердца.

— Врал. Чтобы не волновать. А выкидыш был не из-за этого.

— Я не о том. А о том, что врал. И не первый раз.

Он молчит. Смотрит на мой недособранный пазл.

— Окей. Давай так. Я женат только де юре. А женатым по факту никогда не был. И вот скажи мне — что здесь враньё? Если бы я сказал тебе, что женат — я бы наврал. Потому что я живу один. И теперь я мотаюсь между двумя домами. И в каждом какая-то скорбь. Я наврал про приобретённый порок сердца для того, чтобы ты не боялась. Врач-то знала. Сказала, что правильно сделал — трепать нервы не надо. Выкидыш был не из-за этого. Не надо меня в этом обвинять.

— Я тебя не обвиняю. Ты вообще — молодец. Я тут, как у Христа за пазухой. Когда ты говорил про договор, злой, рассерженный, как сейчас помню — я представляла себе всё иначе. А выяснилась, что ты просто взвалил меня себе на шею. И тащишь. А ты думаешь, я этого хотела?