– Ты же бард, верно? Так пойди и сочини для нее песню. А теперь иди. У меня нога жутко болит от той раны, что я получил… – Он беспомощно прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить то, чего и не знал.

– На горе Бадона?

– Точно, на горе Бадона.

– Но тебя там в плечо ранили, государь.

– Да нет, плечо у меня зажило. Но хирург… – «А хирурги у них уже были или еще нет?» – ..лекарь мне сказал, что есть такое хитрое соединение нервов между плечом и ногой, и что мне теперь все время боль будет отдавать в ногу.

«Чушь собачью я плету».

– Что-то слабо верится, – с сомнением протянул Корс Кант. – Но я пока еще в школе друидов до медицины не дошел.

«И слава Богу», – с облегчением подумал Питер. И недвусмысленно указал юноше на дверь. Корс Кант намек понял.

– До завтра, принц Ланселот, удачи тебе. Юноша вышел. Подождав, пока шаги барда затихнут на лестнице, Питер поднял топор и немного попрактиковался с теми ударами, которые помогли ему одолеть Медраута. Однако мысли уносили его на полтора тысячелетия вперед.

«Вопрос: чем намазать ловушку? Чем? Медом или уксусом, чтобы поймать ирландскую паучиху в ее собственные сети?»

Да… Ну и денек… Тренировка с древним оружием, рисование плана Каэр Камланна, опять тренировка, кража пергамента (при этом Питера засек какой-то раб, и ему пришлось притвориться, будто у него возникло непреодолимое желание порисовать), опять тренировка, и при всем при этом не забывать держаться подальше от тех, кто мог бы заподозрить, что с Ланселотом не все ладно, и.., мечты о Гвинифре.

Покачиваясь на табуретке и касаясь спиной холодной стены, Питер пытался сосредоточиться перед сном. Он торопливо водил заточенным углем по пергаменту, делал новые записи в своем «вахтенном журнале», не забывая при этом бросать осторожные взгляды на занавес, боясь, что кто-нибудь войдет и застанет его за совершенно нетипичной для Ланселота литературной деятельностью.

«Анлодда,., не так проста, как я думал. Она довольно холодна, но не очень похожа на Селли. На мое счастье, она не то масонка, не то герл-скаут, или еще кто-то в этом духе. Надо попробовать пожать ей руку.

Но откуда у нее такое боевое мастерство? Или мальчишка врет? Что скрывает Анлодда? И кого же она убила на дороге? Будду?

Пункт 1: Селли должна понимать, что мы догадаемся, куда она отправилась. Машина зафиксировала все данные.

Посему пункт 2: она должна понимать, что мы попытаемся вернуть ее, а если не получится – пошлем кого-то за ней. Она не дура и должна догадаться, что это буду я.

Вывод: Селли Корвин понимает, что я появлюсь здесь. Может быть, она уже догадывается, что я здесь.

А может, ее самой здесь пока нет? Бланделл же говорил, что линии времени не прямые, поэтому она могла опередить меня на несколько месяцев или, наоборот, опоздать на какое-то время. А если так, то она не может знать, когда я здесь появлюсь, может не знать и того, что я уже здесь!

Моргауза слишком проницательна для того, чтобы быть террористкой. Она бы уж точно увидела, как бесконечен этот цикл: нападение – месть – контрнападение, и т.д. Из нее бы в наше время скорее получился политикан из Шин фейн, а еще вероятнее – законник. В общем, для хорошего солдата она слишком умна.

Гвинифра…»

Питер растерялся, попытался представить красотку Гвинифру с кинжалом в руке, перерезающую горло королю Артуру на супружеском ложе. Вдруг перед глазами у Питера поплыло, созданный образ дрогнул, и он увидел супругов слившихся в экстазе страсти.

Питер поежился, не в силах признаться себе, которое из двух видений огорчило его сильнее. Не без труда он снова вернулся к прерванной записи.

«Подогреваемые…»

Боже, что я пишу?

Питер зачеркнул слово, написал: «Подозреваемые, мужчины: Корс Кант, Кей, Бедивир, Медраут, Меровий.

Подозреваемые, женщины: Анлодда, Гвинифра». Написав второе имя, Питер горько вздохнул.

«Вычеркиваю Корса Канта, он целиком принадлежит этому миру. Однако он что-то умалчивает про Анлодду и драку с саксами. Меровий? Нет. Я не стал бы поворачиваться к нему спиной, но он – не Селли Корвин.

Остается пять подозреваемых: Анлодда, Гвинифра, Кей, Бедивир, Медраут, но вполне может быть, что Селли Корвин живет внутри кого-то совершенно постороннего – служанки, рабыни».

В коридоре послышался треск. Питер торопливо спрятал пергамент под тунику. Прислушался.

Никого. Ветер. «Конец второго дня», – подумал Питер. Он улегся на кровать и постарался выбросить из головы соблазнительную принцессу и ее страстный танец.

Как только мы скрылись с глаз Dux Bellorum, я схватила Этого Мальчишку за плечо. Он держался молодцом, утаил, что называется, шило в мешке. За сдержанное слово надо платить верностью. А потом я сказала ему «иди» и царственно указала дорогу. Мне нужно было побыть одной, подумать. Он, как ни странно, смиренно удалился – наверное, ему и самому надо было поразмыслить.

Я вернулась в свою комнату около покоев Гвинифры, задернула шторы, погасила свечи (пальцами, разумеется, я ведь не забыла о том, что говорила Этому Мальчишке в пещере) и села на пол в темноте, скрестив ноги, обдумывая все, что только что узнала.

Во-первых, Куга мог проведать о случившемся так скоро только в том случае, если был еще один сакс. Я бы все-таки сказала – ют. Еще один, кроме тех, кого я убила (и еще – кроме Канастира), и этот ют помчался, как ветер, в Камланн, нашел там Кугу и поведал ему дурные вести.

А может, все-таки сакс? Ведь теперь совершенно ясно, что, невзирая на доспехи и оружие, спутники Канастира были саксами, а не ютами, а это куда хуже.

По необходимости мы в Харлеке время от времени видимся с ютами, потому что на южном побережье острова Монапия находится страна брата Грундаля, Хротгара (Хротгар и Грундаль друг друга не выносят, и Хротгара не то изгнали из Манчестера, не то он сам бежал, как кролик от гончих).

Юты, конечно, мерзкие, но хотя бы более или менее мирные. А саксы! Они совсем другие, и про них я сказать могу только словами из их же языка!

Я сидела и гадала, что общего даже у такого гадкого червяка, как Канастир, с двумя саксами, которые явно были связаны с Кугой, и тут вдруг я припомнила, где я видела этого ублюдка, сына Кадвина.

Я вскочила на ноги. Меня зазнобило, сердце бешено заколотилось, оно словно стало лисицей, удирающей от охотников… Я видела Кугу в зале у моего отца!

Кута и один из тех, кого я убила, сидели в триклинии у принца Горманта, прихлебывая пиво и обжираясь самым нежным харлекским мясом. Одеты они были как бритты, а не как саксы, иначе я бы уж точно не промолчала. Скажи я про это дяде Лири, он бы тоже высказался – уж я его знаю!