больше десятка мелких кораблей вроде миноносцев и эсминцев. На них сбежали все, кто понимал, что новая власть наведет жесткий порядок и буянить им больше не даст.

«Вот что значит, когда сначала работаешь на свой авторитет, а потом авторитет работает на тебя, избавляя от мелких и больших проблем», — подумал Климов ибо слабо представлял, что бы он сделал с одной бригадой в городе, где только одних моряков больше пятидесяти тысяч и если бы их взбунтовали анархисты с большевиками то получилось бы очень… не очень.

Михаил смотрел на моряков с постамента, а тысячи моряков хмуро, исподлобья взирали на Михаила, не ожидая от Предводителя, о котором ходит столько слухов, ничего хорошего.

«Тяжело с ними будет, — подумал он. — Надо бы разрядить обстановку…»

— Ну что ду… морячки?! Будем служить, как положено или будем глазки строить?

Матросы ожидали каких угодно слов, но точно не таких, так что реакция последовала сразу же и несколько тысяч человек грохнули смехом.

— В общем братва, выбор у вас невелик. Прекращаем валять дурака, бузить не по делу и начинаем службу служить, как полагается. И когда понадобится в бой идти — идете без всякой говорильни и обсуждения приказов.

Моряки недовольно загудели.

— Второй вариант — идете в стройбат. Там воевать в случае чего не придется, зато будете много копать, круглое — таскать, квадратное — катать, ломать или наоборот строить. Никто вас больше задарма кормить не станет, лафа кончилась. Время все еще военное, так что сами все должны понимать, враг может появиться в любой момент и мы должны его встретить как полагается, а не со спущенными штанами.

Матросы снова посмеялись, правда уже не так весело, как в первый раз.

— А убивать нас рано или поздно придут, не немец с турком, так бывшие союзнички. Землю нашу они уже поделили между собой. Или вы думаете, чего я из Франции на Родину ломанулся, открыв фронт немцам? А вот потому и ломанулся, что случайно узнал их планы… там как раз своя революция произошла и такой же как у нас бардак по перевести возник, ну и полезло из их секретных служб всякое, продавали за недорого… Так что сейчас служить придется не за царя или еще какое Временное правительство буржуев, а за свою землю, ибо когда придут союзнички, они своих помещиков приведут, да наших прежних вернут, что перед ними аки собачки скакать на задних лапках станут, только лишь бы их похвалили да вкусняшку дали за быстрое и точное выполнение команды. Хотите этого?

— Нет!

— Тогда заканчивай бухать да «балтийский чай» распивать. Готовьте свои корабли, а то пушки поди заржавели уже.

— Нича! Надраим!

В итоге к службе на кораблях решили вернуться около тридцати пяти тысяч человек, остальные — порядка десяти тысяч, остались на берегу, предпочтя пополнить собой ряды стройбата.

На командовании Черноморским флотом остался вице-адмирал Саблин. Климов с ним переговорил и понял, что несмотря на то, что он перешел служить к большевикам, адмирал их взгляды не разделял, просто флот — его жизнь, другой не знал и не представлял иной вне флота и моря. Но главное — был достаточно популярен в среде моряков.

— Но сразу предупреждаю Михаил Павлович, предательства в отношении себя не потерплю. Можете это даже считать угрозой, — сказал полковник. — Я сделаю все чтобы вас уничтожить, стоит только вам дать мне хоть малейший повод подумать, что вы решили меня предать и перейти на чью-то еще сторону, к примеру — генералу Алексееву. Это ясно?

— Так точно…

Глава 9

34

С офицерами, как морскими, так и сухопутными, Климов встретился в более камерной обстановке, в Севастопольском театре. Несмотря на большевистско-анархистские расправы, а также бегство на Дон, к Корнилову и Алексееву, или в Крымские горы после разгрома войск Курултая, либо просто в родные места, офицеров в Крыму оставалось ещё немало.

Особенно полковника порадовали лётчики из Качи. Так как немецкого наступления не было, то и приказ из столицы о расформировании школы не пришёл. Антонов-Овсеенко надеялся использовать местную авиацию против климовцев, но подавляющее большинство пилотов не горело желанием служить большевикам и вообще участвовать в междоусобице, хотя часть отправилась к белым на Дон (хорошо хоть без самолётов). Так что аэропланы большую часть времени простаивали на аэродроме между редкими полётами, а пилоты были заняты ремонтом машин, жалуясь на отсутствие запчастей, благо свирепые красные комиссары ничегошеньки не понимали в самолётных потрохах.

От революционных матросов и солдат с рабочими авиаторы тоже пострадали несильно, по причине внешней непохожести на благородий. Кожаная куртка без погон, шапка-ушанка, руки вымазаны в масле и покрыты мозолями от возни в моторах — ни дать ни взять пролетарий-механик или комиссар-большевик или и то и другое.

Поднявшись на сцену Климов оглядел зрительный зал. Сидевшие делились на две части. Слева расположилась относительно небольшая группа в основном молодых моряков и армейцев из экипажей «Ростислава» и других кораблей пришедших из Одессы, а также местных левых эсеров, уже знакомых полковнику, и видимо ещё каких-то специалистов. Большинство составляли, похоже, офицеры далёкие от революционных настроений, аполитичные или вообще консервативные. Среди них имелись и старшие офицеры и даже несколько адмиралов. Все собравшиеся смотрели на Климова с интересом, некоторые и недружелюбно.

— Даже не знаю как к вам обратиться, — начал Климов. — В нашей армии принято обращение «товарищ». Оно близко и части собравшихся.

Полковник кивнул в сторону офицеров в левой части зала.

— Большинству из вас больше по вкусу «господа». Не хочется обижать ни тех, ни других, поэтому я скажу просто, граждане. Ведь гражданами России остаёмся мы все, независимо от убеждений, не так ли?

— А вы гражданин России, гос... пардон, гражданин полковник? — спросил сухощавый капитан второго ранга с бородкой клинышком. — Газеты пишут, что вы стали министром в правительстве некоей Одесско-Черноморской Социалистической Республики.

— Стал, гражданин капитан второго ранга, — кивнул Климов. — Точнее, государственным комиссаром по военным и морским делам, а также и по внешним. Но это не мешает мне считать себя гражданином России, ведь и наша Республика от России не отрывалась и не собирается. Она создана чтобы противостоять захватническим планам Центральной Рады и Киевских большевиков, наперебой стремящихся