Брайони не могла оторвать глаз от этой изумительной картины. После стольких переживаний вид этого поразительно прекрасного убежища в горах подействовал на ее душу, как теплый, укрепляющий бальзам, способный оживить слабеющий дух. Можно ли было созерцать это великолепие и не ощутить прилива радости и надежды? Зубчатые багряные вершины привлекали глаз, дикорастущие цветы и богумы приводили в восторг, но больше всего ее душу тронул вид мескитовой хижины, приютившейся посреди этого великолепия. Хижина представлялась настоящим домом, теплым и уютным убежищем от всех и всяких напастей. Она как магнитом притягивала девушку к себе. Какое чудесное место, солидное и безопасное, в этой огромной, дикой стране!

Брайони не могла ни сдвинуться с места, ни отвести глаз; ей хотелось, чтобы очарование, охватившее ее, длилось вечно.

В голосе Джима, тихо донесшемся до ее слуха, слышалась нотка гордости и удовлетворения:

— Вот мы и приехали. Как тебе это местечко?

Пока он молча ждал ее ответа, в небе появились огненные всполохи предзакатного солнца, пробегавшие по бирюзовому небу, как краски, накладываемые на холст.

Она тихонько повернулась в седле и посмотрела ему прямо в глаза. Ее щеки румянились, а глаза лучились, и это прекрасно гармонировало с меняющимися цветами неба.

— Это потрясающе! — прошептала она. — Я задыхаюсь от восторга.

Он кивнул и пустил жеребца рысью.

— Я знал, что тебе это придется по душе. Я бывал здесь прежде. Это хорошее местечко, где можно укрыться. Никто не сможет найти его, если только случайно не наткнется на ту потайную тропку и если не будет знать, куда она ведет… — Он не закончил фразу, остановив коня прямо перед хижиной, и помог Брайони сойти на землю.

— Там есть печка. Сейчас я принесу наши продукты и вещи, и ты сможешь быстренько приготовить ужин.

Все еще потрясенная красотой места, она, почти не услышав его слов, кивнула. Девушка впитывала в себя вид этих изумительных, поросших сосной пиков, тихое журчание ручейка, шелест листьев и хвои, обвеваемых октябрьским ветерком, и шорох гальки. Позади хижины находился грубо сколоченный навес для лошадей, за которым протекал ручеек. Хижина опиралась о склон высокой горы так, что доступ с той стороны был практически невозможен.

Было очевидно, что единственным путем к этому месту служила тропинка, по которой они приехали. Ни одна душа не могла бы найти ее здесь, если только не был известен точный маршрут. А зная Техаса, можно было предположить, что этого никто другой не знал. Они действительно были одни. До деревеньки, в которой они ночевали, было два дня пути. Здесь все казалось первозданным. И Брайони была одна с этим мужчиной, привезшим ее в это изолированное от всего мира место.

Брайони, вновь обеспокоенная, направилась было к дверям хижины, но Техас поймал ее за руку и развернул лицом к себе. Она подняла подбородок и встретилась с ним глазами. Он глядел на тонкие черты ее лица.

— Что-то не так? — У него приподнялась одна бровь. — Мне показалось, что тебе понравилось это местечко. Во всей Мексике другого такого не найти.

— В этом я нисколько не сомневаюсь. — Она смотрела на него, по возможности собрав в кулак все свое самообладание, чтобы утихомирить частое сердцебиение. — Но оно… так изолированно. Так уединенно. Я не ожидала…

— Что останешься наедине со мной? — В глазах Джима прыгали веселые чертики. — Но ведь ты уже была наедине со мной в течение всего нашего путешествия. Ты должна была привыкнуть к этому. — Он улыбался ей, протянув руку, чтобы коснуться черных локонов, падавших ей на плечи.

— Чего же ты опасаешься, моя куколка? — нежно спросил он.

Она окаменела и попыталась увернуться, но он не выпустил ее, вглядываясь в лицо девушки проницательным взглядом, в котором, если она не ошибалась, проглядывало нечто большее, чем ей хотелось. Потому что она опасалась вовсе не его, а самой себя. Потому что не знала, сумеет ли, находясь так близко к нему, так далеко от всего и всех других людей, одолеть те нежелательные стремления, которые мучили ее в тот вечер в доме для приезжих и которые с того момента она все время пыталась подавить. И теперь, находясь так близко к нему, ощущая его руки на своих плечах, она не могла удержаться от трепета и волнения. Какая-то жаркая волна прокатилась по ее телу. Она попыталась охладить этот пыл.

— Я ничего не боюсь, — бросила девушка, вызывающе взглянув на него. — И уж вас — тем более.

— Рад услышать это. — Он подтянул ее ближе к себе и наклонился к ней. Его темные, с оттенком голубого пламени глаза прожигали ее насквозь. — Если это не из-за меня ты шарахаешься, как теленок перед тем, как на нем ставят тавро, то в чем же дело? — сипло протянул Джим.

Она уже собиралась ответить, но он не дал ей этого шанса. Он поцеловал ее, крепко держа за плечи и притянув к себе. Брайони ойкнула и попыталась увернуться. Но затем погрузилась в сладкий экстаз. Он целовал ее взахлеб, и когда она ответила на поцелуй, его руки скользнули с ее плеч на затылок и прижали голову к мощной груди. Она обняла его за шею и ответно целовала дрожащими горячими губами.

Они оба оказались во власти сладостного водоворота чувств. Брайони все глубже погружалась в волны страсти, ощущая вкус его губ, запах и прикосновение его тела. И ей вовсе не хотелось выплывать на берег. Когда его рука скользнула за пазуху клетчатой ковбойки и накрыла ее грудь, она издала стон, в котором звучал предельный восторг. Джим нащупал ее сосок и ласкал его, пока она не ахнула от желания и не прильнула к нему всем телом. Он поднял девушку на руки и понес в хижину, продолжая целовать ее. Но, когда они пересекли деревянное крылечко, остатки здравого смысла вернулись к ней. Она с трудом оторвала губы от его рта.

— Нет, Техас! Нет! Мы не должны! Отпусти меня!

Но Джим не замедлил шагов. Он пронес ее через небольшую комнату в единственную спаленку в задней части хижины. Брайони сопротивлялась, но напрасно, он был слишком силен. Он уложил ее на кровать и не дал ей вскочить. Она оказалась распростертой на поблекшем лоскутном одеяле под его мускулистым телом.

— Нет! — снова крикнула она, когда он приблизил губы к ее рту. — Я замужняя женщина, Техас! Это нехорошо! Отпусти меня!

При этом она увидела, как в его кобальтово-синих глазах мелькнуло грозное пламя. Было совершенно ясно, что он испытывает. Она ощущала напряжение его сильного тела, вдавившего ее в постель, и боялась шевельнуться, опасаясь, что ее малейшее движение под ним может привести к тому, что он потеряет контроль над собой. Он, как и девушка, часто дышал и, сам не сознавая того, до боли сжимал ее руки.

— Ничего плохого в этом нет, моя куколка! — заверил он, глядя в ее бледное лицо. — Я не собираюсь обижать тебя. Но я не слепой. Вижу, что ты хочешь этого так же, как и я. Ты хочешь этого, querida. Ты хочешь, чтобы я любил тебя.

— Нет.

— Да.

Она попыталась выбраться из-под него, когда он вновь начал ее целовать. На этот раз ей удалось совладать с пламенем, бушевавшим у нее в крови. Из ее горла вырвалось рыдание.