Я вышла, хлопнула дверью и махнула рукой. Денис выглянул вокно, и я поняла, что с ним сейчас происходит, торопливо отвернулась и пошлапрочь. Конечно, надо было ехать с мальчишкой, убедиться, что в лагерь егопримут и устроят. Но Саша дал понять, что вместе ехать неразумно. Наверное, он прав.Только сейчас от этого не легче. Я шла по улице и рыдала взахлеб, не обращаявнимания на прохожих. «Так лучше, — твердила я. — Он освоится,привыкнет… Ничего не лучше, со мной ему лучше, со мной… Пусть на чердаке или напомойке… Это тебе лучше, потому что ты трусиха и эгоистка. А парню пораотвыкать от твоего общества. Ты же знаешь, что не сможешь быть рядом: если иостанешься живой, то сядешь в тюрьму… Я могу ему письма писать, он будет знать,что я его люблю… ага, а при случае и похвалится: есть у меня тетка, в тюрьмесрок мотает». Я взвыла от бессилия, а несколько человек рядом на меняоглянулись. Все, хватит, поплакала. Теперь я могу только молиться, чтобымальчишке повезло.

Минут через двадцать я замерла посреди улицы, силясь понять,где нахожусь. До дома Веркиной подруги отсюда было довольно далеко, и япошлепала к остановке. Собственно, в квартире мне нечего было делать. Но вкухонной плите, в духовке, спрятано оружие. Когда идет охота, с ним спокойней,да и хорошему человеку ни к чему такой подарок в доме. Я запрыгнула втроллейбус и встала в проходе, тупо глядя в окно. С того момента, как мырасстались с Денисом, я не видела в своей жизни ни малейшего смысла.

«Хватит, — ближе к конечной остановке рассвирепелая. — Сделай что-нибудь путное и, возможно, вернешь ребенка».

Это проще было сказать, чем сделать, кому знать, как не мне?

Подойдя к подъезду, я вдруг испугалась, страх охватил менямгновенно, может, не страх даже, а предчувствие беды. Я едва не попятилась,затравленно оглядела улицу: ничего подозрительного. «Возьми себя вруки», — посоветовала я себе сурово и решительно вошла в подъезд.

Сборы заняли не больше десяти минут, побросав вещи в сумку,я достала оружие: револьвер спрятала под белье, а пистолет повертела в руках,проверила обойму и, тяжко вздохнув, сунула за пояс. В эту минуту в дверьпозвонили, и я замерла. Звонок повторился, а потом и вовсе стал невыносимонастойчивым.

— А если это хозяйка? — попробовала я себяутешить, потом решительно шагнула и распахнула дверь.

На пороге стоял человек с фотографии: Логинов ВалерийСеменович. Только в жизни он был внушительней: высокий, мускулистый, с суровымлицом, сейчас он пытался смягчить его слабой улыбкой.

— Это вы, — брякнула я, а он в ответ сказал:

— Здравствуйте. — Вошел в квартиру, прикрыл дверьи попросил спокойно:

— Давайте пройдем в комнату.

— Вы один? — удивилась я и тут же почувствоваластыд, глупые вопросы задавать не стоило. — Идемте, — кивнула и пошлапервая.

— Можно я сяду? — спросил он уже в комнате.

— Зачем вы спрашиваете?

— Я в гостях. — Он опять слабо улыбнулся, каквидно, желая показать, что шутит.

— Садитесь, пожалуйста, — усмехнулась я. —Будьте как дома.

— Где мальчик? — спросил он, оглядываясь.

— У родственников.

— Насколько мне известно, у него нет родственников.

— Значит, вам известно не все.

Я села в кресло, пистолет за поясом очень мне мешал, бокзаломило, и я разозлилась. А потом обрадовалась: что ни говори, а Дениса яотправила вовремя. Лишь бы у Саши ничего не сорвалось.

Логинов сидел напротив и внимательно смотрел на меня, затемнеожиданно проронил:

— Да, крепко вам досталось.

— О чем это вы?

— Я видел вашу фотографию. Не одну, если честно.Красивое, очень нежное лицо. И глаза необыкновенные. Когда я узнал, что выиллюстрируете детские книги, сразу понял, почему…

— Если это комплимент, я тронута. Надо полагать, теперьна художника-иллюстратора я не похожа.

— У вас неприятный взгляд.

— Серьезно? Может быть. Не так давно я решила, чтосвихнулась. А кто бы не свихнулся? — Я хмыкнула, посмотрела в угол испросила:

— Зачем вы пришли? Хоть вы и негодяй, но на дурака непохожи, сами рук пачкать не будете. Или там, за дверью, кто-то ждет своейочереди?

— Двое ребят в машине. Мои друзья. Приглядывают задомом. А пришел я поговорить. Я вас несколько дней ищу. К сожалению, не я один.А вы удачливая, Саша.

— Я вам не Саша. Удачливой меня может назвать толькоосел, а разговора у нас не получится. Вы хотите пленку, что-нибудь пообещаетевзамен, я вам ее не отдам, потому что вы меня все равно убьете, а так естьнебольшой шанс, что кто-то когда-то сможет разобраться в этом дерьме.

— Вы точно отметили: в дерьме, дерьмо и есть. — Онвздохнул и вынул из пиджака пачку фотографий. — Взгляните. Прошу вас.

С некоторым недоумением я взяла их и стала рассматривать.Застолье, мужчины, женщины, на большинстве в центре Логинов и упитанный дядькас красным лицом и озорными глазами.

— Они ничего вам не напоминают? — спросил Логинов.

Он был прав. Фотографии очень напоминали те, другие. Такоевпечатление, что кто-то сознательно воспроизвел все моменты застолья.

— Это день рождения моего заместителя, Северцева ПетраСергеевича.

— Ну и что? — нахмурилась я. — Вы пытаетесьменя убедить, что кто-то вас скомпрометировал, подставил, или как у вас этоназывается?

— У вас самой такой мысли не возникало? Фотографии,которые попали к вам, подделка. И это можно доказать.

Тут у меня мелькнула мысль, и я спросила:

— А они случайно не исчезли из прокуратуры? Он взглянулна меня очень серьезно и кивнул:

— Исчезли. Из прокуратуры и из моего собственногостола.

— Везде воруют, — хмыкнула я.

— Ситуация такая: они есть, но их вроде бы нет. Междутем экспертиза, безусловно, доказала бы, что это фотомонтаж.

— Ясно. Для проведения экспертизы вам нужна пленка илифотографии. Я вам их не отдам, потому что во всю эту чепуху не верю.

— Почему? — очень просто спросил он, а язадумалась. Действительно, почему?

— Не знаю. Не верю, и все.

— А кому бы вы поверили? — задал он второй вопрос,серьезно и доброжелательно.

— Не знаю, — повторила я.