Никого из конюхов на месте не было, и Тимон вслух заметил:

— Тем лучше, никто не помешает чистить стойла.

Лошади, заслышав его, зашевелились в надежде на второй завтрак. Они вздыхали и тянулись к нему губами.

Стены конюшни когда-то белили, но побелка давно стерлась, и повсюду царил спокойный серый цвет. Внутри, ровно, как по борозде, оставленной плугом, выстроились семь основательных денников из тесаных старых бревен. Свежий утренний воздух смешивался с уютным запахом соломы и конских яблок, который вовсе не казался Тимону неприятным.

Орудие труда оказалось под рукой: рукоять цвета эля и вилы из гладкого темного дерева. Он взял их, полюбовался минуту, и тут голос из-за спины нарушил безмятежность тишины:

— Это что вы тут делаете?

Обернувшись, Тимон увидел старшего конюха Ланкина. Тот был одет во все коричневое. Он опирался на дверной косяк, щурясь на Тимона и склонив голову, будто охотничья собака в стойке.

— Слышу, вы говорите сами с собой?

— Ну, — Тимон поднял перед собой навозные вилы, — я думал почистить стойла.

— Ах, вот как, вы думали? А что, по-вашему, я буду делать с мальчишками? Выгребать навоз — их работа.

— Пусть чистят коней, расчесывают гривы, проверяют копыта… Да я с ходу могу назвать сотню дел.

— Я вот чего не понимаю — вам-то это зачем? — перебил его Ланкин.

— Мастер Ланкин! — уже без улыбки отозвался Тимон. — Монах привычен к тяжелой работе. Мало кто представляет, какую суровую жизнь он ведет. Меня уже тошнит от безделья книжников в соседнем здании. Если мне не позволят несколько часов честно потрудиться, я потеряю остатки ума.

Ланкин, похоже, смягчился. Гримасу на его лице можно было даже принять за улыбку.

— Ну, это вы точно сказали. Те, в зале, не узнают честной работы, даже если она их схватит за задницу да еще присвистнет. Как там вы говорили, вас зовут?

Тимон помедлил. Запах сена, жаворонки над вершинами деревьев, вольный поток солнечного света — все толкало его на признание, которое в другое время он счел бы величайшей глупостью.

— В миру меня звали Джордано.

— А я, стало быть, Мэтью, — тихо ответил Ланкин. — В честь лучшего из апостолов.

Он оттолкнулся от косяка и, уже уходя, бросил через плечо:

— Пошлю мальчишек ловить рыбу, раз уж вы пока взяли на себя их работу. Люблю рыбку на обед.

И он скрылся.

Тимон проводил его взглядом и обратился к орудию труда.

— Братец Навозные Вилы, — тихо сказал он. — Мы с тобой оба — орудия Господа, и работа в этой жизни у нас схожая. Позволь привести тебе одно утешение. Бог пользуется нами, хотим мы того или нет. Мы вольны исполнять свое дело легко и с радостью или же ныть и жаловаться, но Он сделает свое дело. — Тимон еще понизил голос и приблизил губы к рукояти. — Секрет в том, чтобы покориться работе и избрать радость.

Потом он несколько часов совсем ни о чем не думал, летая из денника в денник, пока вся конюшня не засияла чистотой, как королевская кухня или сердце апостола.

К тому времени как работа была закончена, он знал, как поступить с посланцами папы.

До трех часов пополудни оставалось несколько минут. Рыночная улица Кембриджа гудела: ругань, говор, толкотня, шарканье шагов усталых мужчин, женское пение. Там и здесь плащи распахивались, открывая нарядное платье, а другие запахивались поплотнее, скрывая прорехи на локтях, пистоль с взведенным курком или краденое серебро.

Зато на соседней улице стояла мертвая тишина. Тимон остановился напротив пивной, где была назначена встреча. Он искал способа стать невидимкой, войти, оставшись незамеченным, через боковое окно или черный ход. Вдоль боковой стены здания тянулся переулок, но, заглянув в него, Тимон с разочарованием обнаружил тупик, ловушку. Через минуту из переулка вынырнул мужчина в фартуке пекаря, с головы до ног в муке, с пустым подносом в руках. Он свернул по улице к пекарне в дальнем конце. Значит, есть служебный ход или кухонная дверь.

Тимон осмотрел улицу. Убедившись, что она пуста, пониже надвинул капюшон, ссутулился, скрывая свой рост, и вошел в переулок. В самом деле, в тупиковой стене кухонная дверца. Почему-то он помолился, чтобы в кухне не оказалось Дженни. Переулок был сырым и промозглым, и тишина здесь еще глубже, чем на улице. Пройдя несколько шагов, Тимон расслышал кухонный шум: звон тарелок и кружек, перебранку и смешки.

Он опустил лицо, еще больше ссутулил плечи и нырнул в открытую дверь. В ноздри ударил запах копченого мяса. У очага кто-то шепнул:

— Гляди, еще один.

Тимон не замедлил шага. Как он и рассчитывал, всего несколько шагов вывели его в главный зал, за стойку. Он сразу свернул направо, подняв глаза только для того, чтобы в дымном сумраке разглядеть дверную ручку. Потянул ее и, как только дверь приоткрылась, протиснулся в щель.

Минуту он постоял спиной к закрывшейся двери, слушая дыхание троих мужчин.

— А! — прошептал кто-то из них. — Вы точны.

— Хотя и склонны к театральности, — тихо заметил другой.

— Это вы, брат Тимон? — неуверенно спросил кардинал Венителли.

В ответ Тимон глубоко вздохнул, выпрямился во весь рост и отбросил капюшон. Он сложил перед собой ладони, скрытые рукавами плаща, и взглянул на хозяев.

Трое, как и в прошлый раз, сидели на дальней стороне простого стола. В комнате было немного светлее — с последней встречи прибавилось несколько свечей.

— Должен честно сказать, — улыбнулся Тимон, — я надеялся не встречаться с вами так скоро.

— Если бы вы занимались чем следовало, — вспыхнул Исайя, — в новой встрече вообще не было бы нужды!

— Почему вы позволили Марбери встретиться с Эндрюсом в Вестминстере? — резко спросил Самуил.

Улыбка словно приросла к губам Тимона.

— Почему вы послали Пьетро Деласандера убить меня?

В комнате воцарилась тишина. Все затаили дыхание. Не двигался ни единый атом, застыли в страхе огоньки свечей.

— Разве я уже исчерпал свою полезность? — после короткой паузы продолжал Тимон. — Не в этом ли дело? Необдуманный замысел кардинала Венителли — распустить слухи об осуждении перевода папой — мог бы сработать. Вот только природа человеческая непредсказуема. Никогда не знаешь, какие страхи или угрозы сломят волю человека, а какие укрепят в нем решимость. Копаться в человеческой душе — опасное дело… и грязное.

Венителли пытался что-то сказать. Три лица за столом побелели.

— Деласандер неправильно истолковал данное ему поручение, — начал Самуил. В его голосе не осталось ни капли прежней властности.

— Я верно расшифровал приказ, — перебил Тимон. — Он использовал ваш шифр — которому, между прочим, научил его я. Инструкции были выражены совершенно ясно.