— Полковник! — снова, хрипя и кашляя, ожил наушник. — У нас тут внезапно образовалась бутылочка «шустовского»… Не желаете присоединиться?

— Пожалуй, воздержусь, поручик, — отказался после некоторой заминки Александр. — Да и вам не советую…

— Ерунда, Саша! Тут по рюмашке на брата и выйдет-то…

— Все равно, Кирилл. Моя голова должна быть ясной. Ладыженский невесело хмыкнул:

— А пуле-то по барабану, господин полковник, ясная голова или неясная. Она ведь, как Александр Васильевич покойный говаривал, дура… Ну, как знаешь…

Солнце едва-едва перевалило за полдень, а печет, словно в Африке. Даже не подумаешь, что находишься в Северной Пальмире, а не, скажем, где-нибудь в Ростове или Краснодаре… Пардон, в здешних «палестинах» — в Екатеринодаре. Это там, у нас, Краснодар остался…

Все планы летели к черту. Правильно говорят, что дай бабе, то есть женщине, волю… Увы, Маргарита, хоть и женщина выдающаяся во всех отношениях, все же женщина, и никуда тут не попрешь против непреложной истины…

Хоть так, хоть сяк разбрось карты (в нашем случае — автоматные магазины), а двусмысленному пребыванию Александра на «том свете», похоже, наступал предел… Нет, лично ему расстрел или виселица в результате пленения, конечно, не грозили. Стоит только удачливым «челкинцам» выяснить, что Бежецких на самом деле двое, причем абсолютно идентичных… Вот это-то и не устраивало больше всего. Как ни крути, а вы самозванец, граф!.. Тьфу, снова забыл, не граф уже, а князь… Что скажут соратники, так легко согласившиеся пойти за тобой под пули, если узнают, что Федот-то не тот? Нет, лучше уж пулю в висок или в штыковую против автоматов, на верную погибель… Да чтобы не враз потом покойника опознали…

— Господа инсургенты! — раздался громовой, с хорошо уже знакомой хрипотцой под Высоцкого, усиленной мегафоном, голос полковника Мерецкова, командира Двадцать третьего пехотного, изрядно приевшийся за прошедшие часы. Так и казалось, что сейчас служака по-жегловски добавит: «Здание окружено! Выходи по одному, оружие на снег, первым идет Горбатый…» — Сопротивление бесполезно! Буквально минуту назад подошел танковый батальон, посланный нам на помощь командованием. Во избежание никому не нужных жертв, из одного только христианского милосердия, предлагаю вам прекратить огонь и выйти с поднятыми руками. Честным словом офицера и дворянина гарантирую всем сложившим оружие приличное их званию обращение и помощь раненым…

— Слышите, полковник? Предлагает сдаться! — Ладыженский неслышно подполз к Александру, словно гранату сжимая в перемазанной подсохшей кровью ручище бутылку конической формы. — Слово офицера и дворянина дает… Подстилка челкинская, п… … … !

— Зацепило? — Бежецкий, сделав вид, что не слышит фейерверка Кирилловых непристойностей, кивнул на окровавленную кисть. — Сильно? Помочь перевязать?

— Да не моя это кровь. — Лейб-драгун отстегнул пропотевший ремешок каски, водрузил ее на ящик из-под патронов и, перевернувшись на бок, ловко откупорил бутылку, от которой, несмотря на пороховую гарь и сладковатый запах разложения, уже доносящийся со двора, потянуло знакомо и терпко. — Павлушку Воронцова перевязывал. Угораздило его, сопляка…

— Воронцова?..

— Да не серьезно, в мякоть, рикошетом от трубы, — успокоил поручик командира. — До свадьбы заживет. Если будет она, конечно, свадьба… Хлебнешь?..

В ожидании танковой атаки ясная голова уже и в самом деле была ни к чему. Для куражу, кстати, даже полезно… Александр от души приложился к початой бутылке.

Эх, все-таки настоящий коньяк ни в какое сравнение не идет с тем пойлом, которое доводилось пивать майору дома во времена оные… Все равно как хорошая магазинная водка против какого-нибудь самопального шнапса…

По жилам пробежал живительный огонек, стирающий усталость и оттесняющий на задний план зашевелившееся было отчаяние.

— Благодарю, Кирилл. — Бежецкий вернул сосуд, в котором булькало еще где-то с полстакана благородного напитка, лейб-драгуну. — Вещь бесподобная!

— Как думаешь, нас прямо тут, на месте, порешат или выслужатся — «рыжему» на забаву доставят? — Сделав добрый глоток и занюхав покрытым кирпичной пылью рукавом, князь протянул бутылку обратно. — Я бы лично, знаешь, не хотел…

— Да и я тоже, надо сказать…

В этот момент за воротами взревел мощный двигатель.

— Началось… — спешно выхлебав остаток коньяка из вернувшейся к нему емкости, Ладыженский запулил ее куда-то не глядя, нацепил на вихрастую башку каску и подтянул к себе за ремень автомат. — Сейчас попрут…

Из ворот в облаке кирпичной пыли, вселяя в душу какой-то атавистический страх, уже перло размалеванное в защитные цвета стальное чудовище, походя снесшее броневым «плечиком» одну из воротных створ и размалывающее гранитную брусчатку в труху тяжеленными траками широченных гусениц…

Ни к селу ни к городу Александру вспомнился памятный «новогодний» штурм Грозного, когда он, тогда еще капитан ВДВ, лежа под сгоревшим дотла, развороченным прямым попаданием автобусом, корректировал минометный огонь и внезапно увидел такие же вот махины, которые, повинуясь чьему-то сумасшедшему или преступному приказу, выходили на рубеж атаки неизвестно против кого, прямо под свои же мины…

Местный аналог советского еще «Т-80», в пику германским «Леопардам» и шведским «Драконам» ласково именуемый здесь «Топтыгиным», тем временем неторопливо развернулся и выполз на середину двора, лениво поводя длинным стволом шестидюймового орудия. Сидевшим внутри танкистам, похоже, было хорошо известно, что ничего сколь-либо существенного противопоставить пятнадцатидюймовой путиловской броне инсургенты не смогут при всем желании.

— Гродненские гусары, с-с-суки… — протянул Кирилл, указывая стволом автомата на пестрый значок, любовно намалеванный каким-то полковым умельцем на башне. — Твоего дружка покойного, Бекбулатова, собутыльники… А я — то, дурак наивный, все надеялся, что гвардия против своих не пойдет…

«И из могилы вы, штаб-ротмистр, меня достаете…» — пронеслось в голове у Александра.

— Гранатомета нет под рукой случайно? — безнадежно поинтересовался Бежецкий у поручика, уже отлично зная ответ.

Тот молча покачал головой:

«Вот тебе, Саша, и повод, и метод достойно сложить голову! — подумал Александр, сгребая к себе все пять ручных гранат и прикидывая, как бы удобнее скрепить эти непривычно круглые железяки в компактную связку. — В моторное отделение… Наверняка хватит. А второму в ворота уже не пройти — узковаты ворота-то, позапрошлого века еще… Может, ребята смогут…»

— Не валяй дурака, Сашка! — Ладыженский, внимательно наблюдавший за манипуляциями товарища, покачал головой. — Напрасный труд, скажу я тебе… Да и не подберешься ты к нему, срежут из башни спаренным, как перепелку…

В этот момент башенный люк танка с лязгом откинулся, и из проема кто-то отчаянно замахал белой тряпицей, явно привлекая внимание осажденных.