– Дуэли запрещены королем, - напомнил Митька.

– Дерьмо шакалье! - заорал Бокар. - Да вы просто трусите!

Темка вскочил, выхватил шпагу.

– А ну слезай!

Бокар ухмыльнулся: теперь зачинщиком дуэли выставят Артемия. И отправится строптивый княжич Торн из золотого рода служить в дальний гарнизон, где от скуки даже мухи мрут.

Митька поднырнул под шпагу, отвел ее в сторону. Встал между противниками.

– Княжич Бокар, ехал бы ты, что ли? А то еще немного, и нам будет плевать на королевский указ.

– Вы слышали, что этот шакалий сын сказал о приказе короля? - оглянулся на друзей Бокар.

– Уезжайте, - повторил Митька, тоже берясь за шпагу.

– Да шакал с ними, - занервничал кто-то. Всадники отъехали. Бокар оглянулся, сказал что-то, и его дружки загоготали.

– Мразь, - выдохнул Темка, с силой вогнав шпагу в ножны. - Какая мразь!

Марк перевернулся на живот и уткнулся лицом в сгиб локтя. Темка глянул на его напряженную спину и рухнул в стог рядом, толкнул друга, но тот не отреагировал.

Митька сел, запрокинул голову к небу. Какая-то птица, встревоженная таким количеством людей, кружилась над полем. Он не понимал: ну как так можно? Вот небо, очистившееся от грозы. Трава скошенная пахнет. Лошади рядом пасутся. Звенит кузнечик. Все такое мирное.

– Не понимаю! - сказал вслух.

– Чего не понимаешь? - спросил Темка.

– Нет, правда. Ну как так можно? - Митька повернулся к побратиму. - Вы же вместе воевали. Вместе столько пережили. Столько видели. Не вот это - мирное, а что Мятежники принесли с собой. Вы же вместе были! Я не понимаю, ну как? В одну атаку ходили. Голодали вместе. Погибнуть могли - каждый, в любой день. Утром еще живой, а вечером… Нет, я понимаю - можно ненавидеть друг друга. Пусть. Я понимаю. Но как можно говорить такое, когда войну вместе прошли? - Объяснить не получалось, Митька мотнул в отчаянии головой. - Темка, помнишь, думали, если война, то враги все - там, на той стороне. Нет, я знаю, что на самом деле не так, и тут и там подлецов хватает. Но как можно пройти вместе такую войну и вот так грязью…

Митька замолчал, глядя на удивленное Темкино лицо. Он догадывался, что хотел сказать побратим: ну это же Бокар! Но раньше, чем княжич Торн заговорил, захохотал Марк. Перевернулся на спину, раскинул руки и задрыгал ногами. Смеялся до слез, еле выдавил:

– Митька, ой, не могу… Ну какой ты, к шакалу… тьфу!., из тебя летописец, а? Если ты этого не понимаешь?

– Хороший, - огрызнулся Митька. - Чего ржешь-то? Марк сел, вытер рукавом выступившие слезы:

– Да брось ты, не обижайся.

Митька хмыкнул с досадой. Сначала ржет как жеребец, а потом - не обижайся на него.

– Знаешь, - Марк снова потянул в рот травинку. - А может, ты и прав. В смысле, что ты хороший летописец. Пусть уж лучше пишут о войне те, кто и правда не понимает. Ты хоть подлость оправдывать не будешь.

– Подъем, - перебил Темка, кивнул на дорогу: там уже показались телеги.

Марк легко вскочил, поймал Санти за повод и повернулся к друзьям.

– Да, вот еще… Хватит меня по ночам караулить! Темка принялся с обеспокоенным видом поправлять седло, Митька обирать траву с мундира.

– Ну прям овечки невинные. Бросьте, я же видел. Темка покаянно вздохнул.

– Знаете, я три раза собирался с собой покончить. Делать это в четвертый по меньшей мере пошло. Стреляться я думал, из окна выбрасываться пробовал. Вешаться тоже, ага. Остается только утопиться, а я, как назло, плаваю хорошо.

Темка вдруг переменился в лице.

– Если бы ты тогда… Еще тогда! И нет тебя. Вообще нет. Я бы не узнал даже, какой ты на самом деле. Совсем бы тебя, получается, не было, - он поежился. - Тьфу на вас с такими разговорами. Поехали!

Место для отдыха из года в год выбирали одно и то же: на опушке дубовой рощи. Анхелина с удовольствием вышла из кареты, поправила шляпку, чтобы на лицо не падало солнце. Вокруг королевы уже суетились придворные дамы, вокруг дам - горничные, и гомон стоял на весь лес. Слуги постелили под деревьями ковры и разбросали на них подушечки. Несли сок и фрукты, веера и шелковые платки. Анхелина подошла к матери, сесть рядом. Ну какой это отдых? Шумят, дергают, суют под нос фрукты. Хотя некоторым нравится, глянула Анна на оживленную княжну Рельни.

Княгиня Торн протянула принцессе крупную землянику. Анна взяла ягоду, благодарно улыбнулась. Земляничина оказалось приторно-сладкой и только усилила жажду. Княгиня вернула тарелочку служанке с медными волосами, и принцесса вспомнила о рыжей девочке Демаш.

– Княгиня Полина, у меня к вам просьба. Может, она покажется вам несколько странной.

Королева повернула к ним голову. Анна постаралась, чтобы слова прозвучали как детский каприз:

– У вас есть служанка, Элина Демаш. Она помогла мне на Весеннем балу. Очень милая девочка.

В глазах медноволосой горничной метнулась тревога.

– Вы не могли бы отдать ее мне, пока будем в летней резиденции?

Удивленная княгиня переглянулась с королевой и после легкого кивка Виктолии сказала:

– Если так будет угодно принцессе. Дарика, позови Элинку.

…Деревья скрыли пеструю шумную опушку, и принцесса повернулась к Лисене:

– Ты не сердишься?

Элинка удивилась вопросу, спасибо, хоть ответ нашелся сразу:

– Разве можно сердиться на ваше высочество!

– Что, мама наказ дала, как себя вести? - улыбнулась Анхелина. - Дарика - твоя мама, правда? Я угадала! Так скажи, ты недовольна, что я тебя выпросила?

– Это честь для меня, ваше высочество.

– Ну вот, - расстроилась Анхелина. - Не надо так, пожалуйста. Ты мне за другое понравилась. От тебя жизнью пахнет. Настоящей! Не как во дворце, там слово не скажи, шагу в сторону не ступи, глаза поднимать не смей и всем улыбайся. Так от Мити пахло, когда он из поездок возвращался. А уж от княжича Торна! - с удовольствием засмеялась принцесса. - Когда княжна Рельни появилась, от нее так тоже пахло. Дорогой, войной, даже не знаю чем, но таким… настоящим. Она мне сначала нравилась. - Скорчила печальную гримаску: - А теперь Марика такая же, как и все прочие. Вросла во дворец.

– Княжна вам больше совсем не нравится? - не удержалась Лисена. Она слышала, как Артемий поддразнивал Друга, намекая на созвучие имен: Марк и Марика.

Анхелина усмехнулась.

– Принцессе все должны нравиться. Но если честно, - она поманила Лисену пальцем, наклонилась и фыркнула в ухо, - терпеть ее не могу! Ну не стой, пойдем.

Элинка перехватила удобнее корзину с покрывалом и подушечками.

– Рельни, кстати, мои придворные девицы тоже недолюбливают. Она же некрасивая, Марика. Высоченная, смуглая, да еще с усами. Девицы ее даже «офицершей» прозвали. А успехом пользуется побольше, чем иные красотки. Как же такую любить? Но мне княжна за другое не нравится. Обманулась я в ней. Вот, пришли.