рукой, старуха успела вздохнуть, тут же раскрыла рот с торчащими вразнотык зубами и неожиданно сильным, грудным голосом запела. Егор так и замер тогда. «Наверное, актриса на пенсии», — подумал он, с умилением и радостью вслушиваясь в прекрасный голос. Хор подхватил мелодию. «С чего я выдумал, что они убогие, — подумалось Егору. — Просто люди… поют».

Молодой шел по церкви, вертя головой, и повторял удивленно: «Нда-а-а, нда…», мол, куда это меня занесло. Крашеная старуха и его одарила радостной улыбкой.

Лестница наверх была узка и крута.

— Как же здесь толстые пролазят? — спросил Молодой. — На выдохе, что ли?

— Толстые здесь не лазят, — коротко отозвался Егор, вылезая на кровлю. — Вот здесь и красим. Это Павлово снаряжение. Облачайся.

Когда Алексей поднялся наверх, Молодой уже надел пояс, приладил беседку, прицепил репшнуры к тонкой, почти невидимой глазу капроновой лестнице, что крепилась к кресту главного купола, и теперь возился с ведрами и краской. Все он делал быстро и хватко, и Алексей подумал, что с таким напарником они наверняка все успеют сделать к сроку.

Обычно они крепились вблизи друг друга, так, чтобы обеспечить каждому фронт работ, но чтобы и словом можно было перемолвиться, не надрывая при этом глотку. Но сейчас Егор ушел на другую сторону кровли под барабан, явно желая красить подальше от Молодого.

— Я с тобой рядом буду висеть, — сказал Алексей новичку. — Это только первый час трудно, краска течет, кисти не слушаются, а потом привыкнешь. На церкви хорошо работать. В прошлом году мы котельную какой-то дрянью красили — вонючая, едкая, противогазы не снимали, а тут на свежем воздухе. Желтой краской филенки покрывай, кокошники — белой. Сегодня еще барабаны надо покрасить. Завтра на колокольне будем работать.

— Как это называется? Кокошник? — рассмеялся Молодой.

— Ты кто в миру-то? Кем работаешь?

— Токарь. А что?

— Ничего. Это я к слову. Давай красить.

Молодой, однако, красить не торопился, все что-то прилаживал, проверял прочность репшнуров, перевязывал ведра с краской. Потом наконец умастился, взял в руку кисть. Мазки у него были уверенные, короткие, только краска сильно брызгала.

— Чем вы окна занавешиваете? — спросил он озабоченно.

— Раньше крафт-бумагой закрывали, а потом отказались, возни много. Ты краски поменьше бери. Если стекло забрызгаешь, то сразу тряпкой его вытирай. Если сухой тряпкой не ототрешь, можешь взять мыльного раствора. Во-он в том ведерке.

Мыльным раствором они мыли купола. Вначале измучились на этой работе. Золотые купола закоптились, как потолки в коммунальной квартире. Тут и жирные пятна, и окаменевший птичий помет. Чем только они их ни терли, ни чистили, все равно не могли добиться желаемого блеска. Кроме того, даже зубной порошок снимал позолоту. «Мыльцем детским помойте», — посоветовал им пономарь, тихий немолодой мужчина со впалой грудью.

Сказано — сделано. Достали губки, купили детского мыла, развели в теплой воде и полезли на купола на двойной зацепленной за перекладину креста страховке. Странное это ощущение — распластаться на горячей, слепящей глаза поверхности. Висишь на репшнуре внатяжку, ногами упираешься, намыливаешь позолоту, потом губкой смываешь и тряпочкой вытираешь. Снизу купол смотрится как луковичка на тонкой шейке, а наверху кажется, что летишь ты на огромном золотом шаре. Потом мыли кресты: прорезные, кованые, семнадцатый век.

У них, в высотно-малярной бригаде, было правило — брать на работу только проверенных людей. Во-первых, человек должен уметь работать на высоте, во-вторых, характер должен иметь соответствующий, чтобы трудиться до полной отдачи сил и не склочничать из-за рубля, в-третьих, желательно, чтобы человек был свой, то есть имел бы примерно те же взгляды на жизнь, на ее основные явления. Спорить, конечно, можно, но не люто, а с уважением к оппоненту, потому что если на покраске встречаются люди крайних взглядов и один в споре будет твердить «белое», а другой — талдычить «нет, черное», то это уже не спор, а прямой вред малярной работе.

Число работающих в бригаде менялось в зависимости от объема работ. На покраске котельной, например, работали четыре человека, на кровле вокзала — шесть. Егор всегда был начальником, выпускающим, как говорили ребята, потому что он находил халтуру и умел вести необходимые разговоры с отделом кадров. Душой бригады был Пашка — при нем никогда не было конфликтов. Он умел в разговоре всегда находить правильный тон, разногласия превращал в шутку. Вообще он был легкий человек, «умнее умного», как говорил о нем Егор.

Про каждого в бригаде знали все или почти все, потому что вместе в горы ходили, вместе на лыжах катались, вместе халтурили. И теперь, косясь на Молодого — молчит, только кистью машет, — Алексей думал: что он за человек, зачем ему деньги? Глупый вопрос, деньги человеку всегда нужны, но если человек тратит свой отпуск на кровлю, вместо того чтобы идти в горы, значит, деньги ему позарез нужны на что-то важное, штучное, приобретение «двадцатой необходимости», что иногда важнее необходимости первой.

В жизни разным людям разное надо. Иногда человек питается кое-как, одет почти в обноски, мебелишка довоенного образца, но весь свой заработок тратит на книги или на живопись — новый авангард, чудак, собирает.

Или, скажем, Пашка. Он на эти колеса проклятые всю жизнь работает. Первую машину он купил за бесценок, по случаю. Старый хозяин эксплуатировал своего «запорожца» на полную катушку. Машина была в жутком состоянии, днище проржавело, крылья были залатаны кусками стали, вырезанными из старого холодильника, мотор барахлил. Пашка отладил машину, и первый год она бегала нормально. Потом начала ломаться, и не просто ломаться, а разваливаться на части. Опять Павел чинил, менял мотор, потом потерял терпение, решил продать свою рухлядь, заработать на халтуре деньги и купить нового «москвича».

Все получилось, как думал — и рухлядь продал, и деньги заработал, то есть почти заработал, недостающую сумму занял. И как раз очередь на «москвича» подошла. И тут бац! — цену повысили. А занимать больше не у кого, он уже и кассу взаимопомощи обобрал, и у друзей карманы обчистил. Пошел крыши красить, как раз подвернулся стоящий объект — вокзал. Пашка все острил, мол, опять цены должны поднять, раз я при деньгах.

Смех смехом, а именно так и получилось. Теперь у Пашки в наличии полная стоимость «Жигуля», модель ВАЗ-210, — он опять ждет очереди на машину и мечтает о гараже. Долго ему еще крыши красить.

Каких только чудаков на халтуре не встретишь! Ванюша Дулов, например, малярничал ради пчел. Смешно… Принято думать, что если человек занимается пчеловодством, то он уже при деньгах, потому что покупатель на мед всегда найдется. У Вани все не