— Тебе хотелось ее посмотреть?

— Да, но я уверена: если вежливо попросить, они повторят представление для меня вечером, да еще с подробным описанием, как пьесу принимали зрители.

Риан с улыбкой покачал головой, притворяясь, будто не верит.

— Ты так думаешь?

— Более того: не вижу, как я могла бы этого избежать. — Маскелль прислонила посох к стене и потянулась, чтобы немного уменьшить напряжение мышц. Она принесла в Марай белый шар Марады — оставлять его во дворце ей не захотелось — и отдала на хранение управителю храма; тот положил странный предмет в шкаф в своих покоях. Загадочный камень мог быть всего лишь средством сосредоточивать и направлять странную силу Марады — именно такой цели служили посохи Голосов, когда те удалялись от храмов, — и стал пустым и бесполезным со смертью хозяйки, но Маскелль все равно хотела за ним присматривать. — По крайней мере после завершения Обряда я не собираюсь беспокоиться о чем-то более серьезном, чем успех или провал представления.

Тут она увидела бегущего к ним по галерее взволнованного монаха и подумала: «Что заставило меня так сказать?»

Монах остановился и торопливо поклонился:

— Святая мать, Посланник Небес просит тебя скорее прийти во внешний двор, к воротам третьей галереи.

— Хорошо, иду. — Маскелль неохотно последовала за монахом. Ее удивило то, что звали ее во внешний двор: если что-нибудь и могло пойти не так, как надо, это должно было бы случиться в сердце храма, в центральной башне, где находилось Колесо Бесконечности. Церемонии, сопровождающие завершение Обряда, были очень сложны, но играли чисто декоративную роль.

— Что случилось? Возникли трудности с завершением Обряда?

— Мне не сказали, святая мать. — Монах встревоженно посмотрел на нее. Туда явился канцлер Мирак с дворцовыми гвардейцами.

— Но император и его свита должны быть уже во внутренних галереях! Церемонии требовали присутствия Небесного Императора; торжественная процессия прошествовала в Марай еще на рассвете, и Маскелль постаралась при осмотре храма избежать встречи с ней.

— Там они и находятся, святая мать.

Маскелль оглянулась на Риана: тот прекрасно понял важность сказанного монахом.

«Ах, я для того только и существую, чтобы Карающий наслаждался видом моих терзаний!»

Они спустились по лестнице, ведущей ко входу во внутренний двор. На нижней ее ступени выстроилась храмовая стража, и Маскелль прочла в позах воинов напряжение. Они расступились перед Маскелль, и она вышла на террасу внешнего двора.

Солнце ослепительно сияло на воде двух прудов по обе стороны вымощенной камнем дорожки; от густой зеленой травы поднимались волны жаркого влажного воздуха. Ряд пальм, окружавших просторный двор, никакой тени не давал. Там, где дорожка подходила к террасе, стояли Посланник Небес, его молодой сопровождающий и Хирана. Маскелль почувствовала, как напрягся Риан, и мгновением позже поняла причину этого: лицом к лицу со жрецами стояли канцлер Мирак, благородный Каруда и дюжина императорских гвардейцев.

Гвардейцы окружали актеров-ариаденцев, все еще одетых в сценические костюмы и не смывших грим. Детей — кроме двоих сыновей Фирака, которые во время представления управляли марионетками, — с ними не было: при наличии работников, устанавливающих декорации, помощь малышей не требовалась, и их оставляли в доме для гостей под присмотром слуг. Что ж, по крайней мере хоть о них не придется беспокоиться… Зато среди актеров была старая Мали, хотя в представлении она не участвовала: старуха отличалась удивительной способностью оказываться в гуще событий, каковы бы они ни были.

Так вот в чем была причина криков толпы! Кушориты привыкли к тому, что пьесы включали импровизации и могли длиться часами, если зрители того хотели. Пьеса, должно быть, понравилась, толпа желала продолжения и была разочарована, когда актеры покинули сцену.

Впрочем, значения это не имело. «С меня хватит!» — подумала Маскелль: она ужасно устала от постоянного вмешательства Мирака. Она прошла мимо кошанских жрецов и почти налетела на гвардейца, который недостаточно быстро убрался с ее пути.

— Растим, что вы здесь делаете?

— Возникла небольшая неприятность, — испуганно ответил тот. Фирак рядом с ним уныло переступил с ноги на ногу и уставился в землю. Белая краска на лицах актеров растаяла на солнце и потекла, выглядели они ужасно, но все же, решила Маскелль, гвардейцы вряд ли причинили им какой-то вред.

Каруда выступил вперед; Риан тут же встал между ним и Маскелль. Офицер попытался что-то сказать, но Маскелль, не обращая на него внимания, снова обратилась к актеру:

— Пожалуйста, расскажи мне обо всем, Растим.

— Нас арестовали, — с философским видом пожал тот плечами. — Правда, закончить пьесу нам позволили. Не знаю, что в ней не понравилось…

— Растим, вас не арестовали, и уж во всяком случае пьеса тут ни при чем, — терпеливо, как она надеялась, объяснила Маскелль. — Преступников не приводят в Марай.

— Я все-таки уверен, что нас арестовали…

— Растим, хоть сейчас не спорь со мной. — Маскелль сделала глубокий вдох.

«Что-то здесь происходит…» Дело не просто в дворцовой интриге и в борьбе за власть. В Марай все было в порядке, с Колесом, окруженным Голосами, ничего больше не должно было случиться… И все же Маскелль по стеснению в груди чувствовала, как растет непонятно откуда взявшееся напряжение.

— Оставайтесь здесь, — сказала она Растиму.

Маскелль хотела бы, чтобы Риан остался вместе с актерами, но он решительно двинулся следом за ней, когда она направилась к Посланнику Небес и остальным. Все они смотрели на нее, и у Маскелль возникло странное чувство: ей показалось, что она — одна из марионеток Растима.

— Почему вы привели сюда этих людей? — спросила она Мирака.

Тот, не обращая на нее внимания, повернулся к Посланнику Небес.

— Ты же понимаешь необходимость этого.

Каменные лица, вырезанные на стене храма, показались бы мягкими по сравнению с лицом старого жреца. Обращаясь к Маскелль, он сказал:

— Пригласи наших гостей во внутренний двор.

Маскелль оглянулась на Растима и еле заметно кивнула. Тот понял намек и двинулся к ведущей на галерею лестнице; остальные ариаденцы потянулись следом.

Мирак повернулся к Каруде и уже собрался отдать приказ остановить актеров. Маскелль почувствовала, что сейчас совершит что-то ужасное… но Посланник Небес сказал:

— Не советую, канцлер.

Такой тон Маскелль слышала лишь однажды: это было, когда старик сказал ей, что если она намерена свергнуть владыку Небесной Империи, сначала ей придется убить его, Посланника Небес. Воспоминание заставило ее задрожать; ее порыв наказать Мирака угас.

Мирак посмотрел на старого жреца. Молчание казалось бесконечным. Наконец канцлер опустил поднятую руку. Каруда смущенно переступил с ноги на ногу, а Растим и остальные проскользнули мимо храмовой стражи в тень арки, ведущей во внутренний двор.