— Я уже окрестила его, — доложила Мариэтта, подавая младенца монахине. — Она будет носить имя Мариэтта. Я уже пробыла в Оспедале достаточно долго, к этому имени успели привыкнуть, и поэтому пусть здесь на память обо мне останется еще одна Мариэтта после того, как я выйду замуж за синьора Торризи и покину эти стены.

Но сестра Сильвия была не из тех, кому можно было спокойно заговаривать зубы.

— Как произошло, что вы возвращаетесь в столь позднее время, Мариэтта?

— Но зато как я провела время! — Мариэтта, казалось, не замечала строгих интонаций монахини, и, пританцовывая, стала подниматься по ступенькам. Вслед ей летели негодующие крики сестры Сильвии.

— Синьору Торризи больше не будет дозволено забирать вас без меня!

Мариэтта, стоя на лестнице, обернулась и, перегнувшись через перила, рассмеялась.

— Видели бы вы меня в опере! К тому же без маски! И без покрывала на лице! Половина Венеции узнала меня!

От крика сестры Сильвии, который последовал после небольшой паузы, необходимой для того, чтобы оправиться от шока, зазвенели даже хрустальные подвески люстры, и ребенок, только что успокоившийся, стал кричать и плакать.

После этой сцены для Мариэтты на выходы в город без сопровождения был наложен запрет — сестра Сильвия сумела об этом позаботиться. Она убедила остальных членов; директората Оспедале, какой вред могут нанести репутации, школы такие вот походы их лучшей певицы, и неважно, обручена она или нет. А директорат, в свою очередь, был вынужден довести это до сведения Доменико Торризи, который пришел в бешенство. Еще бы, будучи тридцати лет от роду, и к тому же вдовцом, он никак не мог взять в толк, что во время его встреч с Мариэттой должен присутствовать кто-то третий, да еще эта зловредная монахиня, которая теперь заняла место доброй и сговорчивой сестры Джаккомины, ту ведь ничего не стоило хоть на целый вечер усадить за редкие книги.

— Значит, нам теперь уже не увидеться до самой свадьбы, Мариэтта, — заключил он, — но потом с тобой больше не расстанемся. До конца жизни.

Она кивнула. До конца жизни. Перспектива скорее пугающая, но ни он, ни она не могли с уверенностью сказать, чем обернется для них предстоящий брак.

Никому, кроме сестры Джаккомины, не было известно, что на свадьбе Мариэтты пела Элена. Они с монахиней разработали этот план тайно от всех. Монахиня встретила ее у спуска К воде и проводила в здание школы, где Элена быстро переоделась в красное шелковое платье ученицы Оспедале делла Пиета, и, закрыв лицо, поспешила занять место среди остальных хористок, расположившихся у верхней решетки; пением они должны были встречать невесту.

Доменико выглядел великолепно в шитом золотом сюртуке и атласных штанах до колен, а вот что касалось Мариэтты, то все признали, что она произвела настоящий фурор. Положившись на собственное чувство стиля, Мариэтта выбрала кремовое платье из блестящего атласа, скроенное по последней моде. Эффект этого фасона основывался на большом количестве нижних юбок, одеваемых одна на другую, что придавало необычайную пышность силуэту. Пышные же кружева обрамляли низкое декольте, отчего ее шея становилась еще изящнее, а роскошные тициановские волосы покрывал венок из кремовых роз.

После того как свадебная церемония завершилась, Мариэтта взглянула вверх на хоры, проходя с Доменико между рядами скамеек. Она улыбнулась, девушкам из хора наугад, потому что лиц их не было видно, лишь силуэты виднелись сквозь клеточный орнамент. Мариэтта втайне надеялась, что среди них могла быть сейчас и Элена, но слишком фантастично было предположить, что ее голос звучал среди других. Через распахнутую настежь тяжелую дверь Санта Мария делла Пиета они с Доменико, сопровождаемые свитой гостей, шагнули из сумрака и прохлады церкви в жаркий июльский полдень.

А ее подруга Элена тем временем, быстро покинув хоры, почти бегом ринулась в комнату сестры Джаккомины, чтобы переодеться там в свое платье. Набросив на плечи шелковое домино, она сбежала вниз по лестнице, к счастью, никого не встретив: девушки, которые не участвовали в хоре, сейчас были на занятиях. Сестра Джаккомина предусмотрительно оставила калитку, ведущую к каналу, незапертой, а поджидавшая ее гондола быстро вывезла Элену из бокового канала, и, проплыв под мостом, они как раз успели еще увидеть гондолу невесты, богато убранную цветами, направлявшуюся в сторону канала Гранде; в кильватере плыло множество других гондол с гостями. И когда над водами Венеции поплыли мелодичные переливы любовных песен, Элена мысленно пожелала счастья Мариэтте и от души понадеялась, что та обретет его в палаццо Торризи.

Свадебный обед проходил в «Sаlа del trono»[6], который называли так из-за стоявшей в нем пары резных позолоченных кресел, установленных на почетном месте во главе стола — мест жениха и невесты. За столом вполне могли уместиться добрые шесть сотен гостей. После этого для всех играл оркестр из Оспедале. Мариэтта танцевала без устали, и танец явился для нее как бы вступлением в новую жизнь. За прошедшие с того памятного вечера несколько недель, когда она побывала в опере, они с Доменико не обменялись и парой слов, даже когда тому случалось быть по делам в Оспедале, и с каждым разом она чувствовала, что ее будущий муж становится ей ближе, и эта близость обусловливалась событиями происшедшими в её собственной жизни. Разве могла она не соотнести их, пусть эта связь выглядела весьма и весьма отдаленной, с той позолоченной маской, которая ассоциировалась у нее с любовью и покоем, окружавшими ее в детстве? Нет, она не ожидала, что этот покой возвернется в ее предстоящем замужестве. Скорее даже наоборот, Мариэтта предполагала, что жизнь ее станет теперь весьма беспокойной, и мысль об этом отнюдь не привлекала ее после стольких лет житья в атмосфере умиротворенности, царившей в Оспедале.

Все, с кем ей пришлось в этот вечер танцевать, казались учтивыми и галантными кавалерами, равно как и прекрасными танцорами, но, танцуя с Доменико, Мариэтта чувствовала, что просто парит в воздухе, и ощущение счастья достигло своей высшей точки. А умудренный житейским опытом Доменико, видя это, еще больше укрепился в вере, что им суждено прожить в ладу друг с другом, и это не могло его не радовать.

Когда настало время молодой жене удалиться в будуар, несколько женщин, все до одной двоюродные сестры Доменико, проводили Мариэтту в спальню и помогли ей снять с себя роскошные свадебные доспехи. Все были очень добры к ней, непрерывно восторгаясь ее шелковой ночной сорочкой, отделанной кружевами, сшитой специально для ее первой брачной ночи, шутили, много смеялись, что как нельзя лучше подходило Мариэтте, у которой от счастья голова шла кругом.