Но есть хорошая новость: можно не слушать этот голос. Можно протянуть руку, а не пройти мимо. Подсказать, как справиться с проблемой, а не заявить, что проблема – это она сама. Предупредить ее, что насилие – это ненормально, а не говорить, что она сама его спровоцировала. Поверить ей, а не тысяче умных всезнающих экспертов, которые хором уже поставили ей кучу диагнозов. Похвалить ее за смелость, ум, успех, красоту, силу. Увидеть ее слабую сторону и промолчать. Увидеть ее сильные качества – и восхититься ими.

Чтобы бороться с любой проблемой, будь то дискриминация, насилие, нетерпимость или миллион других, нам нужно научиться симпатизировать жертве. А чтобы симпатизировать ей, нам нужно перестать ненавидеть ее. А чтобы перестать ненавидеть ее, нам нужно прекратить слушать голос пещерной самки, готовой уничтожать других женщин только за то, что они существуют.

Нам нужно прекратить слушать этот голос раз и навсегда».

Митчелл отложил ноут с наброском моей статьи. Я сидела рядом, нервно покусывая ногти, в ожидании вердикта.

– Надеюсь я не слишком уподобилась религиозному фанатику, который только и умеет повторять: «Давайте же любить друг друга! Давайте же возьмемся за руки и восславим Иисуса!»

– Ха-ха. Вовсе нет. Это было сильно вообще-то.

– Люди и правда могли бы быть добрее друг к другу, и особенно женщины к женщинам. Но почему-то в нас слишком много яда.

– Думаю, как ты и сказала, все дело во внутривидовой конкуренции. Мы давно вышли из пещеры и стали носить портфели и очки, но наша гормональная система до сих пор один в один подобна гормональной системе древней обезьяны. А той гормоны шептали, что конкурентки – это угроза.

– А хорошие новости будут? – вздохнула я.

– Да. Ты находишь потрясающие темы для размышлений прямо из воздуха.

– Ох, ну спасибо, – рассмеялась я. – Отправлю-ка благодарственную открытку Девлин. Все это махом пронеслось в моей голове, когда она отвергла мои чистосердечные попытки предупредить ее. Может, стоит попытаться еще раз?

– Ты уже сделала достаточно. Меня только беспокоит, что эта тварь продолжает виться кругами вокруг твоего офиса. Не выходи одна вечером, пока не убедишься, что я приехал и жду тебя на парковке.

– Окей. Но боюсь, рано или поздно Дерек проберется туда. Например, заявится вместе с Девлин на корпоратив.

– Буду рад увидеться с ним на корпоративе, – сказал Митчелл, лениво подбрасывая яблоко на ладони. – А вот он, скорей всего, – не очень.

Мы собрались поужинать сегодня в «Кей-Тауне». Я уже успела накраситься, принарядиться и даже надеть одну туфлю, как вдруг телефон Митчелла зазвонил. Он глянул на экран и показал его мне: звонила моя мать.

После того, как Митчелл увез меня из родительского дома, прошло ровно три недели. Мой телефон остался у родителей, и я не собиралась за ним возвращаться. Купила себе новый. Родители все это время писали мне на почту, умоляя встретиться и поговорить, но я категорически отказалась приближаться к ним. Тогда мать принялась выпрашивать у меня номер Митчелла на экстренный случай, как она выразилась. Я не собиралась давать его, но Митчелл сказал, что не прочь быть моим «агентом». По крайней мере, это и мне нервы сбережет, и у родителей будет со мной какая-никакая связь. Я сдалась и отправила матери его номер, намекнув, что они могут звонить ему только в самом экстренном случае.

Видимо, этот экстренный случай только что произошел.

Митчелл вопросительно глянул на меня, мол, хочу ли я поговорить со своей матерью, но я только головой помотала.

– Нет, она не хочет говорить, миссис Энрайт. Ей что-то передать?

Я слышала голос матери, но не разбирала слов. Да и плевать мне было, что ей надо. Пусть будет благодарна за то, что я в полицию не пошла после всего, что они со мной делали.

– Я передам ей, – сказал Митчелл, когда выслушал. – И она решит, хочет ли приехать.

– Сразу говорю, не приеду, – пробормотала я, докрашивая ресницы. – Даже под дулом пистолета.

Митчелл распрощался с моей матерью, подошел ко мне, погладил мое плечо и сказал:

– Твой отец в больнице. Он на аппаратах и совсем плох.

– Это очередная уловка, – вымолвила я и хладнокровно продолжила прихорашиваться перед зеркалом, но внутри уже вовсю набирало обороты дурное предчувствие.

В конце концов я отложила косметику и закрыла лицо руками. Митчелл обнял меня и сказал:

– Я понимаю твой страх, но думаю, стоит поехать. Ты будешь жалеть, если… – Он не стал договаривать, но я поняла, что он имеет в виду.

– Да ложь это все, – прошептала я, не в силах отделаться от чувства, что семья снова взяла меня на крючок. – Митчелл, они держали меня на препаратах, лишь бы я не ушла! Обращались как с собственностью! Я поеду туда, а меня там ждет конвой, нанятый отцом…

– Я пойду с тобой. Пока я рядом, никто не посмеет тронуть тебя, – сказал он.

– У моей семьи нет страха ни перед чем. Ни перед людьми, ни перед богом, ни перед совестью.

– Есть кое-что, чего боятся все, – усмехнулся Митчелл. – Например, сломанный нос. Но, кажется, твоему отцу и так не сладко.

Я невольно улыбнулась и крепко обняла его. Только он и мог смягчить мое неизбежное столкновение с реальностью, навстречу которой я неслась с сумасшедшей скоростью.

* * *

Я страшно нервничала всю дорогу, жалела о своем решении и цеплялась за локоть Митчелла, будто нас собирались навеки разлучить. Но как только мы прибыли в госпиталь и как только мама сжала меня в объятиях, вся нервозность тут же ушла.

– Ты прекрасно выглядишь, – прошептала она, пристально разглядывая нас с Митчеллом.

Пожалуй, мы были слишком принаряжены для больницы: на мне было легкое вечернее платье и слишком много бижутерии, а на Митчелле – одна из его роскошных рубашек и черный пиджак.

– Прости, что мы одеты совершенно не к месту. Мы собирались на ужин к друзьям, когда ты позвонила. Не было времени переодеваться, – пояснила я, поначалу решив, что мама шокирована нашим внешним видом: на ней-то был скромный кардиган и длинная серая юбка. Волосы собраны в пучок, на лице ни следа косметики.

Но скоро до меня дошло, что удивило ее совсем другое: Митчелл. Мама так долго разглядывала его, словно вообще не узнавала или не могла поверить, что он может выглядеть, как адвокат из ее конторы. А потом – я глазам своим не поверила – протянула Митчеллу руку. Наверно, выпила столько валерьянки, что опьянела, – другого объяснения я просто не находила.

– Здравствуй, Митчелл, – сказала она и сжала его ладонь. – Спасибо, что уговорил Ванессу. Я знаю, что если б не ты, она бы вряд ли приехала.

Это была правда, и я не стала ее переубеждать. Митчелл только холодно кивнул в ответ. Мы оба слишком хорошо помнили, при каких обстоятельствах виделись с моими родителями в последний раз.