Желая испробовать новую игрушку лично, Корни той же ночью вывел нас в море. С радаром нести вахты стало намного легче, да и работа штурмана существенно облегчилась.

Проводя поиск вдоль берега, мы наткнулись на несколько дрифтеров, ведущих лов сетями с использованием факелов. Такая деятельность вряд ли была уместной в разгар военных действий. Мы остановились и тщательно осмотрели эти суда, но вскоре убедились, что они не таят никакого подвоха. Рыбаки явно были до смерти напуганы, оказавшись под дулами орудий не слишком миролюбивых канонерок.

Мы довольно скоро привыкли действовать в условиях отсутствия не только базы, но даже причалов.

Вернувшись из похода, мы пришвартовались к борту танкодесантного корабля и получили топливо из 40-галлонных емкостей. Процесс был крайне нудным и длительным, но ничего другого нам не предлагали. Если 658-я не требовалась для патрулирования, мы проводили ночь у борта одного из больших кораблей, избегая постановки на якорь. Так мы, во-первых, экономили энергию, получая электричество от своего временного соседа, а во-вторых, могли чувствовать себя более спокойно. Наш якорный канат не производил впечатления надежного, каковым и не являлся, особенно в плохую погоду.

А непогода уже была не за горами. Нас предупредили, что в Анконе уже дует бора. Бора – это капризный северный ветер, который часто без всякого повода внезапно усиливался и достигал штормовой силы. В зимние месяцы такие шторма могли продолжаться неделями, хотя чаще стихали через несколько часов.

Нам не пришлось долго ждать, чтобы ощутить силу боры на своей шкуре. Мы пришвартовались у борта «LCH-315», и я лег спасть, но вскоре был разбужен сильным раскачиванием лодки. Сначала я подумал, что мимо прошел какой-то корабль, и решил продолжать спать, но уже через пять минут нас с Тони буквально выкинуло из коек, и мы отправились на палубу проверить концы и кранцы.

Открывшееся зрелище меня потрясло. Мертвый штиль, царивший еще несколько минут назад, сменился штормом. Море бурлило даже на защищенной со всех сторон стоянке. Нас отчаянно болтало и било о борт штабного судна. Царившая вокруг чернильная темнота на несколько мгновений лишила меня чувства направления. Я с тревогой оглядывался по сторонам, но не видел ничего, кроме далеких вспышек.

В такую погоду оставаться у борта LCH было форменным безумием, и я начал готовиться к отходу. На мостике появился Корни (официально он все еще оставался командиром 658-й), передвинул ручки машинного телеграфа, и 658-я скользнула в сторону. Мы успели вовремя! Лишь только мы оказались в стороне от LCH, из темноты возникла черная тень и врезалась в его борт как раз в том месте, где несколько минут назад стояла 658-я. Это оказался минный тральщик, волочивший якорь и полностью потерявший управление.

– По-моему, единственный разумный выход, – прокричал мне в ухо Корни, – это пришвартоваться к борту одного из эсминцев! Я бы не стал пытаться выйти со стоянки, тем более что идти некуда.

Ближайший эсминец стоял прямо по курсу. Это был корабль его величества «Эггесфорд», возле него уже болталась канонерка. Корни подвел 658-ю к борту эсминца (не избежав довольно шумного соприкосновения), концы были переброшены и закреплены. Затем мы для надежности их удвоили – слишком уж большие нагрузки им предстояло выдержать. В ту ночь спать нам почти не пришлось.

Утром нашему взору открылась безотрадная картина. Два BYMS (деревянных минных тральщика) и один катер были выброшены на берег. Корни исчез переговорить с капитаном «Эггесфорда» и вернулся довольный.

– «Эггесфорд» и «Лодердейл» собираются в 10.00 перейти в Мулат-Коув. Там будет безопаснее. Поэтому наши четыре лодки могут двигаться с ними и находиться рядом, пока боре не надоест дуть. Это может продлиться неделю, так что держи пальцы скрещенными, Ровер.

Переход был успешным, хотя и очень тяжелым. Уже в Макнарском канале мы полностью промокли. Зато потом 658-я могла бороться с бушующим морем, будучи крепко привязанной к своей приемной маме. 633-я Кена Голдинга находилась с правого борта эсминца. Со стороны, наверное, «Эггесфорд» был похож на надменного, элегантного лебедя, тянущего за собой двух гадких утят. Тони приготовил все концы, которые сумел найти, и позже был крайне удивлен, когда сосчитал их. Всего концов оказалось тридцать три. И все пригодились.

В такую погоду мы не опасались подвергнуться атаке противника, однако было известно, что немцы используют катера, начиненные взрывчаткой, и человекоуправляемые торпеды, причем все упомянутые спецсредства базируются на острове Луссино, который находится в 30 милях. Представлялось маловероятным, что немцы пропустят такие заманчивые цели, как стоящие на якоре эсминцы. Поэтому на «Эггесфорде» взяли за правило каждые пять минут сбрасывать за борт небольшой заряд. Для находящегося в воде человека это считалось высокоэффективным средством устрашения.

Посему в первый день каждые пять минут 658-я приподнималась на несколько дюймов, содрогалась и падала обратно. Мы даже начали беспокоиться о влиянии этих незамысловатых движений на наши гребные винты. Как-то не хотелось снова запустить двигатели и обнаружить отсутствие винтов. К вечеру Корни решил, что пора действовать, и написал вежливое обращение командиру «Эггесфорда» с предложением сбрасывать взрывчатку не с кормы, а с носа. Вахтенный у трапа отправился с ним по назначению, получив команду дождаться ответа.

Чрез несколько минут мы услышали, как вахтенный спускается вниз по трапу, затем раздался стук в дверь кают-компании. Как только лист бумаги был передан Корни, сильный удар, казалось, выбросил 658-ю из воды. С трудом удержавшись на ногах, Корни прочитал: «Конечно. Так лучше? Отныне и впредь мы будем сбрасывать заряды только с носа. Надеюсь иметь удовольствие видеть вас и ваших офицеров у нас в 20.30».

Жест был удачным, о чем мы не преминули сообщить офицерам «Эггесфорда» во время вечернего визита.

Бора дула без перерыва в течение пяти дней. Мы использовали свободное время для наведения порядка на лодке и тренировки новых артиллеристов. Мы также успели подружиться с командой «Эггесфорда», и наши моряки получили возможность пользоваться отсутствующими у нас удобствами – в первую очередь душевыми и столовой.

В последний день команда «Эггесфорда» решила устроить праздник для детей острова Мулат. В деревню при посредстве партизанского командование было послано приглашение, после чего ответа не было довольно долго. Никто не знал, придут дети или нет. В конце концов на борт прибыл представитель штаба Тито и сообщил, что разрешение будет дано при условии, что моряки не будут проводить среди детишек политическую агитацию.

Увидев счастливые мордашки поднимающихся по трапу ребятишек, а потом их изумленные глаза, загоревшиеся при виде неведомых лакомств, мы поняли, что для них главное – доброта и приветливость моряков «Эггесфорда», а вовсе не скучные разговоры. Я подумал, что, когда мне самому было пять, я бы не обратил внимания и на самого Сталина, если бы в то же самое время мне кто-то предложил совершить несколько кругов на карусели и снабдил достаточным для счастья количеством конфет.