Голова словно мяч взлетела в воздух почти вертикально, и зверю пришлось сделать лишь шаг, чтобы поймать ее пастью. Площадь, моментально затихшая, громко вздохнула, когда голова лесного попала между зубов. Лука ждал в тишине треска костей, ждал, когда лопнет череп под нажимом страшных челюстей, но чудовище, словно подавившись, судорожно дернуло головой, высунуло длинный язык, поправило добычу и шумно сглотнуло.

Реакция людей и лесных поразила Луку: толпа разразилась ревом, но в нем не было возмущения. С каждой секундой в криках слышны были восторг и радость. Переглянувшись с друзьями, Лука и в их глазах прочитал недоумение и смятение. Он снова переключил внимание на поле боя, где зверь, не обращая внимания на вопли людей и подкрадывавшегося сзади нового врага, занялся пожиранием убитого.

Боец, прикрывшись щитом, продолжал приближаться к монстру. Тот в последний момент почуял близость врага и начал поворачиваться, нагнув голову и выставив вперед веер своих рогов. Однако человек успел ударить и всем весом своего почти трехметрового тела продавить копье глубже внутрь. Чудовище захрипело, упало на бок, тут же подскочившие погонщики накинули на него сеть и быстро связали. Меч и копья выдернули. Оба священника подошли ближе, подставили чаши к ране на шее и набрали крови, а затем погонщики потащили все еще подававшее признаки жизни тело чудовища обратно в сторону загона.

Народ продолжал ликовать, а Лука почувствовал, что силы его покидают. Он еще видел сквозь туман, как оба священника подходили к нему и товарищам, окропляли вместо святой воды кровью зверя, а затем то же самое проделывали с другими – лесными и людьми.

Еще через полчаса, когда действие инъекции окончательно прошло, все погрузилось в болезненный туман, где продолжали некоторое время читать литургию священники обоих отрядов, а паства восьмерками выплясывала сложный танец по площади и по склону усеченного холма, Лука обнаружил себя и своих товарищей, стоявших над круглым колодцем, уходящим внутрь земли. Как они попали сюда? Как их успели довести или донести на холм?

Что-то плескалось там, в темной глубине, аборигены, притащившие их сюда, чтобы совершить гнусное жертвоприношение, улюлюкали и вопили за спинами. Впервые с тех пор, как свершилось его пробуждение в родном городке и судьба явила ему путь, Лука испытал чувство поражения, осознание обмана, глупейшей шутки, сыгранной лично с ним. Испуг на лице Лаймы, ужас в глазах Лины, бледная ярость в напряженных до каменной твердости руках Лока заставили его закрыть глаза: ничего, ничего уже нельзя было сделать, впереди их ждала только смерть.

В этот момент, сорвав с лица ненужную уже маску, его столкнули вниз, и, падая, он не открывал глаз, чтобы не видеть летевших следом товарищей, но вот не слышать их он не мог, как ни старался…

Долгое время уже после того, как Лука очнулся, он ничего не слышал и не видел. А сколько длилось беспамятство и где все это происходило?.. Ничего понять было нельзя.

Он помнил, как летел, как визжали девушки и вопил Матиас, как все это оборвалось, стоило ему врезаться во что-то плотное, упругое и липкое. Он упал не в болото, не в застоявшуюся вонючую жижу, совсем нет, хотя вонь до того мгновения, как он потерял сознание, ощущалась явственно. Принявшее их вещество расступилось, словно крутой студень, сумев в последний миг обжечь электрическим ударом, за которым сразу же последовало небытие.

Потом он очнулся и долго лежал в темноте, пытаясь понять произошедшее. Боли он не ощущал, он вообще ничего не ощущал, это было странно, но все же лучше, чем пытки или предсмертные страдания от переломанных костей и отбитых внутренностей. Он еще вспомнил, что перед тем, как пробудиться, мучительно задыхался, не мог сделать вдоха, и это бессилие в полусне-полубреду было самым страшным. Но потом все нормализовалось, кислород пошел по клеткам, кошмар отступил, и он очнулся.

Мозг работал превосходно, мысли четко и послушно шли по необходимому руслу, и Лука неторопливо обдумывал все, что произошло после их появления на Артемиде. Роботы, конечно, отправили их сюда, чтобы расправиться с неугодными нарушителями социального равновесия, они отлично понимали, что их здесь ожидает. Зато он, Лука, до сих пор ничего не понял.

Во-первых, он не мог понять, каким образом поселенцы сумели так переродиться, чтобы, сохранив внешнее сходство с людьми, полностью изменить собственный метаболизм. Атмосфера здесь явно была непригодна для дыхания, сила притяжения двойная, погодные условия – просто ужасные. А главное – их штампованные лица и огромный рост. Если только вместе с остальными сюда не эмигрировали и первые генетики, захватив с собой необходимое оборудование для опытов и трансформаций.

Он вдруг понял, что сам сейчас не испытывает затруднений с дыханием. А ведь перед казнью у него сорвали с лица дыхательную маску. Что-то с ним произошло?.. Лука испугался: что происходит? И где он? И что с остальными? Не ощущая ничего, зависнув где-то в небытии, он пожалел, что не чувствует хотя бы недостатка воздуха – все же мостик с реальностью. Душа его задохнулась на миг, он старался побороть все усиливавшийся страх, осмыслить возможную смерть, и опять в темноте проносился его немой крик… Высший ужас… особенный ужас!.. Все силы его были брошены на то, чтобы рассеять этот густой мрак вокруг. Ничего не хотелось более, только разглядеть что-нибудь, убедиться, что не в могиле его убежище, что мир еще существует, и он в нем…

Ему удалось – мрак постепенно стал рассеиваться. Он видел, видел, но понять, что точно видит, не было никакой возможности. Потребовалось еще неизвестно сколько времени, чтобы то слабое свечение, которое стало им ощущаться, обрело какой-то смысл, заполнило контуры стен вокруг, ровную, дышащую поверхность то ли пола, то ли жидкости чуть внизу, куда он, вероятно, и упал с самого начала. Слабый свет, исходивший от поверхностей, был столь тонок, что большую часть виденного приходилось дорисовывать воображению, но вдалеке это зеленоватое свечение было ярче, там, кажется, был выход. И вверху… может быть, там, откуда он и попал сюда.

Лука попытался осмотреть себя, чтобы убедиться в собственной целости и сохранности, но этого как раз не удалось. Нет, он видел все вокруг, каменный пол… вероятно, каменный пол, но себя не видел.

И в этот момент ужасная боль пронзила его снизу вверх, он дернулся, не в силах терпеть, стены, пол, потолок дрогнули, и вдруг он оказался рядом с тем дальним выходом, протиснулся внутрь, заскользил, ничего не соображая, лишь продолжая ощущать эту терзающую его боль. Впереди ярко брызнуло, вспыхнувший свет едва не ослепил, он налетел на стену и, к счастью, тем боком, где сидела боль. Наверное, он содрал с себя что-то, так терзавшее его, ударившись о камень.

И сразу все прошло. Он вывалился в обычный яркий мир, где были растения, что-то впереди летало и таилось на земле. Лука оглянулся: сверху пикировала огромная пасть, и за мгновение до того, как пилообразные зубы сомкнулись на его теле, он снова метнулся прочь, мечтая лишь о том, чтобы стать птицей, отрастить крылья и упорхнуть отсюда к дьяволу или еще дальше. Он мчался прочь, все увеличивая скорость, и его преследовали вопли и визги, доносившиеся, не умолкая, отовсюду.