Эмбрион в сметане. Эмбрион в паутине, вот кто есть Старлей.

Зародышу скучно в кладке, он отказался от роли кирпича, он жаждет путешествий — долгих пеших прогулок, перелетов в первом классе и бесконечного стука колес по рельсам. Как это сделать? А вот так — поглощать сметану каждой порой тела, вбирая крепкие нити и разрастаясь в боках и животе, а затем выплескивать ожирение огнем, жечь проход в Стене, как короед точит древесину.

Старлей-огнемет — вот его новая сущность.

Отныне зовите его Васькой-стеноедом.

Василий обожал картошку с тушеным мясом. После многих лет на гречке картофель и домашняя тушенка казались неземной пищей, чем-то запредельным и роскошным. Он и подумать не смел, что говядина — это норма и правильно. Растущему организму претит вегетарианство, изобретенное страдающими от стенокардии капиталистами.

Отец, накормив сына, ушел по делам, а Васька принялся шарить по комнатам в поисках женщины. Странно, но голой шлюхи нигде не было. Одетой тоже. Но ведь она никак не могла выскользнуть незаметно — дверь бы хлопнула. Из кухни прихожая отлично просматривается, этот вариант категорически исключен. Ну не в форточку же она вылетела? От балкона до желтой газовой трубы метра четыре, не меньше. Для циркача-гимнаста это не расстояние. Подумаешь, вскарабкаться на крышу или двенадцать этажей спускаться вниз. Гимнаст — да, но не молодая женщина с отличной фигурой, но без внушительных бицепсов.

Загадка? Еще какая…

Спустя два дня Васька обнаружил на линолеуме следы мокрых ног, хотя отец уже сутки не появлялся дома, а мать как утром ушла на завод, так еще не вернулась. Васька не на шутку испугался, все это смахивало на фильм ужасов, дешевую мистику с заунывным саундтреком. Он вытащил из серванта пластиковую икону, купленную в ларьке возле дома (дешевле, чем в церкви), и пол-литровую пивную бутылку со святой водой, припасенной мамой для религиозной надобности и от простуды. Вооружившись предметами культа, Василий двинул в обход по квартире, цитируя избранное из «Отче наш»: «Отче наш, иже еси на небеси… на небеси иже еси…» Сколько знал, столько и цитировал. Пусть и в куцем варианте, святые слова наполнены магической силой, способной отваживать полтергейстов, изгонять демонов и выселять домовых.

К сожалению, на чертовку, что завелась в квартире, древнее заклятие не подействовало. Возможно, современную нечисть надо пугать чем-то вроде: «Билл Гейтс маст дай» или «Ай донт лайк зэ драгс, бат зэ драгс лайк ми». Но вдруг подобные увещевания не ослабят слугу Онтихреста, а наоборот — усилят его ужасную мощь?

— Хи-хи-хи, — послышалось за спиной Василия.

Пальцы разжались. Брызнули осколки, обильно смоченные святостью.

— Привет, — сказал голос сзади. — Меня зовут Анжела.

В разных секторах Стена отличалась по вкусу, хоть и не намного. Основа везде одна — кисломолочная.

За сотню лет земляне не съели столько сметаны и сливок, с виду напоминающих гранитные глыбы и бетон, сколько перегнал через себя Старлей. Старлей шел — ел и жег, жег и ел. Иногда он спал, иногда ему надоедало топать в полный рост, и он полз, кувыркался или прыгал на одной ноге. Пару раз его атаковали подстенные аппараты-буры, пилотируемые тушканчегами. Надо ли говорить, что стычки окончились для инопланетян фатально?

Старлея мучила изжога, он страдал от расстройства желудка и галлюцинаций. Василий постоянно разговаривал с отцом. Призрак папы Виталика без устали бубнил, чтоб сынок бережно относился к небу, что небо ни в коем случае не должно быть коричневым. Только голубым! Коричневое под запретом, нельзя, сына! Отставить иронию, сына, не то папа снимет ремень да хорошенько прояснит ситуацию пониже спины. Старлей хихикал, но призраку не перечил — опасался. Выслуга лет и боевой опыт — это, конечно, круто, но против отцовского ремня ни один бронежилет не защитит.

Галлюцинации.

Изжога.

Путь без конца, но с началом.

Трансформация от кирпича до личинки.

И бои с подстенниками, атакующими то в тыл, то с флангов, и никогда в лицо, по фронту. О приближении подстенника сообщала кладка — вибрировала. Старлей — часть структуры, ему дано знать и быть в курсе. Тушканчеги — обитатели верхних слоев. Удивительно, но они ничего не понимали в сути Стены и очень смутно представляли себе ее строение. Так земляне лишь догадываются о раскаленном ядре родной планеты, в котором никто из них никогда не бывал. Попасть в лоно среды обитания, познать его — святотатство для тушканчегов.

Вникнуть в суть — изменить себя.

Вернуться в начало координат.

Стать единичным отрезком.

Подстенник в ста метрах выше и левее. Старлей ощущает контуры аппарата — эдакую каплю. Бур вращается. Хвост-плавник утончается к концу и отталкивается от породы, измельченной буром. Из-под хвоста, из анального отверстия, льется известь для заживления ран Стены, причиненных вторжением. В подстенник заварен обезумевший от страха тушканчег. Старлею немного жаль ушастика. У Васьки есть святая цель, миссия, предназначение, а у захватчика — только невозможность вернуться. Тушканчег — камикадзе. Смертник без права на обратный билет. Штрафник, провинившийся настолько, что его ЗАСТАВИЛИ искупить позор еще большим позором и кровью.

Кризорг искренне ненавидит соотечественников, отправивших его на верную смерть, и того, кто жжет Стену изнутри.

Старлей улыбается.

Подстенник все ближе и ближе.

— Привет. Меня зовут Анжела. А тебя? — Обнаженная девушка присела на табурет и мучительно медленно закинула ногу на ногу, продемонстрировав влажные складочки в опушке лобковых волос.

— М-ме-е-ня-я-а… — жалко проблеял Васька, пытаясь сообразить, как лучше представиться: Василием, чтоб солидней, или Васькой, по-простецки, или Васильком, чтоб нежно, или…

— А впрочем, какая разница, как тебя зовут. Давай займемся любовью, сегодня отличная погода.

От такого предложение, произнесенного как бы между прочим, Васька потерял дар речи. Но это совершенно не смутило девушку по имени Анжела. Она подошла к Василию и положила ему руки на плечи. Колени парня подогнулись. Он сел на пол. Крепкие округлые груди горячо ткнулись в Васькино лицо.

Не помня как, Василий очутился в своей комнате — совершенно голый, дрожащий от возбуждения и ужасно испуганный. Ему еще никогда не предлагали заняться любовью. Он — да, предлагал. Однажды. Безуспешно. Девчонка из соседнего подъезда, помнится, долго хохотала. До слез. До слез — потому что Васька очень на нее обиделся, ну очень, и двинул кулаком по печени.

С тех пор он ничего и никому не предлагал, втайне мечтая, что какая-нибудь из его настенных блондинок оживет, попросит пару глотков «Жигулевского» и совершит ослепительный минет. Затем раздвинет ляжки на ширину шпагата и, повизгивая от удовольствия, будет умолять обожаемого секс-гиганта Васеньку продлить сладостные мучения.

И вот мечта сбылась!