– Вскрой… – хрипло выдохнул Мундыч.

Сам бы он, пожалуй, не смог – руки тряслись. Припал к банке и не отрывался, пока не осушил. Уронил опустевшую ёмкость, перевёл дух.

– Раньше чего не приходили?

– Как не приходили? Приходили! И пиво приносили…

– Кому отдали?

– Герундию Петровичу…

– Нашли кому!

– А он что, не передал?

– Садюги! – вместо ответа не то пожаловался, не то похвастался беглый Мундыч. – К койке привязали, прикинь! Вот манеру взяли: чуть накроет – к койке привязывать… Слышь, я от них чуть с койкой не ушёл…

Вон, значит, что… Значит, всё-таки его здесь от запоя лечили… Шума вокруг стало поменьше, беготня и крики сместились в сторону ворот.

– Вот возьму сейчас и выдам! – пригрозил невменяемый Мундыч.

– Что выдашь? – не понял я.

– Всё выдам!

– Кому?

– Вам!

Мы с Петькой переглянулись. Боязно стало. А ну как вправду такое разгласит, что нас после этого тоже под врачебный надзор упрячут!

Поблизости затрещали кусты – и опытный ветеран хроноразведки снова нырнул в листву. Выждал, пока запоздалый преследователь убежит подальше, высунулся, поманил подойти вплотную.

– Значит, так… – лихорадочно зашептал он. – Никакой оттепели не было, и никто меня в будущее не отправлял…

Честно говоря, остались мы с Петькой разочарованы: ждали чего пострашнее.

– А как же… ты же сам рассказывал…

– Это я вам дезинформацию гнал…

– Зачем?

– По долгу службы.

– Всё сам придумал?!

– Ну да сам! У нас там отдел специальный сидит, будущее сочиняет…

– То есть ты грядушек и не видел даже… – разочарованно тянет Петька.

– Да их никто никогда не видел…

А вот после таких слов мы и впрямь одурели малость.

– Как это никто?! Да я сам по телевизору…

– То-то и оно, что по телевизору, – презрительно скривясь, говорит Мундыч. – На то он и телевизор…

– Нет, погоди! Но машины-то времени…

– Нет никаких машин времени. Нет, не было и не будет! Пропаганда одна…

– Чья?!

– Наша! Чтобы народ от рук не отбивался! Знаешь, как Наполеон говорил? «Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую!» Вот и мы тоже… Кто не хочет сидеть в родной тюрьме, будет сидеть во вражеской! Кто не хочет, чтобы его расстреляли свои, будет расстрелян оккупантами!..

– Нет, но… придумывать-то зачем? За границей вон настоящих врагов полно!

– Так в том-то и штука! С настоящим врагом хлопот не оберёшься! А с придуманным как хочешь, так и воюй…

– А как же… если нет грядушек… почему тогда заводы остановлены?

– Нормальная коррупция… сами остановились… Надо ж это было как-то оправдать! Ну и вот…

У меня чуть крыша не съехала. Еле на место вернул.

– Слышь! – говорю. – Мундыч! Ну ладно. Грядушек придумали. Но грядушечники-то – есть?

– А как же! – говорит. – Чего-чего, а уж этого добра у нас…

– Откуда ж они тогда взялись?!

– Из воздуха! Сам, что ли, не знаешь, откуда пятая колонна берётся? У тебя вон у самого папка грядушечник… Оттуда и взялись!

Снова зашуршало, захрустело – и Мундыч поспешно подался в своё лиственное укрытие. Однако было поздно.

– Вот он! – раздался вопль. – Держи его!

На поляну ворвались трое в белых халатах и кинулись к иве. Беглец выскочил, метнулся прочь, но куда там! Два санитара мигом перехватили его и, обездвижив, повлекли в сторону реабилитационного корпуса. Третий повернулся к нам.

– Говорил о чём-нибудь? – с подозрением спросил он.

– Н-нет… – испуганно отозвался Петька. – Так, бред какой-то нёс… Пиво отобрал…

Тот наклонился и поднял с травы пустую банку из-под пива. Почему-то вид её убедил санитара в нашей искренности. Сокрушённо качнул головой и с банкой в руках двинулся вслед за ушедшими.

Не чуя под собой ног, мы достигли ворот и покинули территорию госпиталя. Долго молчали. Вот это да! Вот это он нам выдал… Да такого даже самый злобный вражина придумать бы не смог… Нельзя никому такое придумывать! Если всё будущее сочинили в каком-то там специальном отделе, это не только прошкам – это и грядушечникам хана! За что бороться? От кого моральные ценности защищать? Тоже мне ценности, если их даже защищать не от кого?

– Давай поклянёмся, – предложил я наконец. – Что никому не скажем.

– Чего не скажем?

– Ничего не скажем.

– Давай!

– А на чём?

Петька порылся в кармане и достал какую-то коническую шестерёнку, покрытую зелёной масляной краской. С наплывами.

– Это что?

– Да от машины времени деталька… в прошлый раз с пьедестала спёр…

Я поглядел на него с уважением, а на шестерёнку, пожалуй что, и с завистью. На ней и поклялись.

– Клянёмся… – озабоченно начал Петька. – Ты повторяй давай…

– Клянёмся… – глуховато отозвался я.

– …никому ни слова…

– …никому ни слова…

– …на все времена…

– …пока не вырастем! – вставил я.

Петька не понял.

– Почему? – туповато спросил он.

– Н-ну… вырастем, а там уже и будущее придёт…

Волгоград – Бакалда

Январь – май 2015

– Либераст!!! – Звонкое, как пощёчина, слово выскочило из открытых дверей бара в пустой актовый зал и, отразившись от стен, разлетелось на мелкие отголоски.

Я приостановился. Похоже, братья-писатели опять превращают мирную попойку в политический митинг.

– Кто либераст?

– Ты либераст!

– Я – либераст?!

– Всем низкий поклон, – сказал я, входя. – И кто у нас тут либераст?

– А вот он либераст!

– Сам ты либераст!

Я оглядел коллег, коих за обеденным столом насчитывалось ровно двое.

Прозаик Блудов. Неуклюж. Губошлёп. Симулируя деревенское происхождение, прикидывается слабоумным. А может, уже и не прикидывается даже. Привычка, знаете, вторая натура.