– И это все? – разочарованно протянула Кира.

Директор развел руками:

– А что еще требуется, дамы? Климовича расстреляли, с такими, как он, в то время не церемонились. Будь моя воля, и большая часть тех, что сидит в моей тюрьме и проедает деньги государства, отправились бы вслед за Вулком.

– А кто бы мог поведать нам подробности? – спросила профессор. – Например, те, чьи подписи стоят в свидетельстве о приведении приговора в исполнение. Ваш предшественник, как я поняла, скончался, а как обстоят дела с тогдашними начальником охраны и тюремным медиком?

Ответы, которые директор выплюнул, не задумываясь, создавали впечатление, что он тщательно готовился к нашей встрече.

– И тот, и другой ушли на пенсию много лет назад, – заявил директор. – Они были пожилыми людьми. К сожалению, не могу вас ничем порадовать: начальник охраны и доктор скончались.

– Как занимательно, – протянула Кира. – Словно рок какой-то навис над всеми, кто имел отношение к расстрелу Климовича. Это что, своего рода проклятие Тутанхамона – все, имевшие к этому отношение, умерли?

Директор рассмеялся:

– Не забывайте, госпожа профессор, прошло двадцать лет, и всем, кто имел тогда в тюрьме власть, в 1985 году было далеко за пятьдесят, а доктору под семьдесят. Так что неудивительно, что они скончались. Такова жизнь!

Он замолчал, давая нам понять, что визит подошел к концу. Но профессоршу было невозможно взять голыми руками. Кира спросила:

– А что случилось с телом Климовича?

Раппорт потер переносицу и ответил:

– Его погребли на тюремном кладбище.

– Странно, что об этом нет ни единой бумажки, – произнесла Компанеец. – Думается, что в коммунистические времена все действия требовалось согласовывать с Экарестом и составлять различного рода акты и докладные записки. Я же работаю в Институте имени Фрейда – если у нас умирает пациент, это означает массу мороки и неизбежно ведет к заполнению большого количества разнообразных документов.

– Вероятнее всего, бумаги затерялись, – ответил директор. – Да и не забывайте, что нельзя сравнивать тюрьму с вашим институтом. Агнесса посмотрит в архиве, а пока предлагаю осмотреть наш музей и перекусить!

Мы в сопровождении Богдана вышли из кабинета. Из административной части мы попали в блок, где отбывали наказание заключенные. В нос мне ударил спертый воздух, пропитанный потом, испорченной едой и едким средством дезинфекции. В глаза бросились большие вентиляторы, которые вращались в забранных решетками шахтах.

– Где же сейчас ваш палач? – поинтересовалась Кира. – Кстати, его подпись тоже стоит под свидетельством о расстреле Климовича.

Богдан ответил:

– Нам пришлось уволить его после принятия моратория на смертную казнь – этот тип ничего не умел и не хотел делать, за исключением расстрелов. Он спился и скончался от цирроза печени пару лет назад.

Мы попали в административный блок. Музей оказался тремя комнатами, заполненными старыми фотографиями (товарищ диктатор Хомучек вручает орден тогдашнему директору тюрьмы; строительство нового блока; встреча Нового, 1986, года в тюрьме – смеющиеся охранники, моложавый Раппорт в колпаке Санта-Клауса и бутылкой шампанского в руке, грузный мужчина с фальшивой косой в роли Снегурочки – вечеринка в самом разгаре – в ста метрах от «коридора смерти»), макетом тюрьмы под стеклом, похвальными грамотами и красными знаменами.

– Такой была наша тюрьма в начале пятидесятых, до модернизации, а в такую неприступную крепость она превратилась к 1977 году.

После таких «ободряющих» разговоров мы отправились в столовую, где в отдельном кабинете нас ждал роскошный ужин. Повара постарались, я с жадностью набросилась на грибной суп и телячьи отбивные.

– Надо сказать, что наши заключенные питаются по-иному, – заметил директор. – Попробуйте вина!

Ужин завершился шоколадным пудингом. Возникла секретарша Агнесса, которая протянула директору тонкую черную папку.

– Вот и то, что вы искали, – сказал он, отдавая папку Кире. – Моя верная секретарша отыскала ее в архиве. Свидетельство о захоронении Вулка Климовича на тюремном кладбище. Видите, государство выделило на погребение девяносто два форинта.

Я пробежала глазами бумагу: «Смерть наступила в результате огнестрельного ранения в область затылка… Захоронение прошло в 4 часа 30 минут 25 декабря… Номер захоронения 12-СВ-44…»

Профессор внимательно изучила бумагу и спросила:

– Перед тем как мы покинем ваше заведение, господин директор, позвольте последнюю просьбу.

– Обычно последняя просьба имеется у смертников, – мрачно пошутил Раппорт. Кира не сдалась.

– Нам хотелось бы взглянуть на могилу Климовича. Если не ошибаюсь, она располагается на тюремном кладбище?

Директор несколько мгновений колебался, раздумывая, потом сказал:

– Не имею ничего против. Если вы не боитесь дождя, то пошли!

Я была не в восторге от предложения Киры. Мы убедились в том, что Климович мертв, и к разгадке убийств в столице нас это не приблизило. Зачем еще любоваться на его могилу?

Нам выделили по большому пластиковому балахону черного цвета, мы вышли во двор. Хлестал ливень, ноги у меня мгновенно промокли и утонули в тяжелой глине. Чертыхаясь и проклиная всех на свете – маньяка Климовича, директора тюрьмы и в первую очередь неуемную Киру Компанеец, я потащилась вслед за ней и Раппортом куда-то в темную даль. Внезапно вспыхнул свет – на вышке включился прожектор. Я увидела, что мы находимся на кладбище. Небольшие каменные квадраты с именами, номером и датой смерти (расстрела!) виднелись тут и там.

– Прошу вас, вот и могила Климовича, – сказал директор, указывая рукой на одну из плит. Так и есть, «17-СВ-59 Вулк Климович, … 25.12.1985». Профессор склонилась над могилой, что-то долго рассматривала и наконец изрекла странным тоном:

– Теперь мне все окончательно стало ясно. Господин директор, мы более не будем злоупотреблять вашим гостеприимством.

Раппорт любезно ответил:

– Увы, не могу вам предложить остаться переночевать, ибо у нас нет комнат для гостей, да и вряд ли вы сами захотите провести ночь в нашем заведении. Автомобиль доставит вас в город. Но перед тем как вы покинете нас, я напою вас коньяком в качестве профилактики простуды!

Через полчаса мы покинули тюрьму. Я была рада оказаться в теплом автомобиле, мы отправились в обратный путь. В голову лезли глупые мысли о вулкодлаке, который рыщет по горам в поисках жертв. Шофер был другой, не тот, что вез нас в тюрьму, он молчал всю дорогу. Кира, уморенная впечатлениями, откинулась на сиденье и спала.

Нас высадили около небольшой гостиницы, в которой мы заранее забронировали места: поезд на Экарест, курсировавший раз в сутки, ушел еще днем, нам пришлось остаться в городке на ночевку. Мы разместились в двухместном номере, я в изнеможении повалилась на кровать и пролепетала: