С а б и н а. Довольно. Мне нужно идти.

М о р и ц. Кивни мне хоть из окошка, когда поднимешься.

С а б и н а. Дай мне тот букетик, что ты выиграл в тире.

М о р и ц. Это же бумажные фиалки.

С а б и н а. Не важно. Для меня они пахнут, будь даже из камня.

М о р и ц. Ну вот, опять сантименты.

С а б и н а. Это только сегодня. Разочек… Сумасшедший.

М о р и ц. Спокойной ночи, Сабина.

С а б и н а. Спокойной ночи, Мориц.

М о р и ц. Не забудь кивнуть мне. А то простою до утра.

С а б и н а. Это ужасно. Вдруг тебя кто-нибудь увидит…

М о р и ц. Обывательница!

С а б и н а. Поджигатель войны!

М о р и ц. А когда мы встретимся на фабрике…

С а б и н а. Я скажу: раз, два, три…

М о р и ц. А я: та-та-та…

С а б и н а. Смотри, секретарь, это уже что-то вроде фракционной деятельности.

13

В и л л и, К л а р а, Т о н и.

Т о н и. Я могла бы просто сказать — встретимся завтра утром в суде, но обстоятельства заставляют меня подождать Сабину. Если я вас не обременяю, конечно.

К л а р а. Пожалуйста. Только приготовлю мужу поесть. Завтра ему в утреннюю смену. Извините.

14

Т е  ж е  и  С а б и н а.

С а б и н а. Добрый вечер, милые предки! Прожигаете жизнь?

К л а р а. Что ты там делаешь, у окна? У нас гостья, Сабина.

С а б и н а. Минуточку… Так… Кто, ты говоришь, у нас?

Т о н и. Здравствуй, Сабина.

С а б и н а. Здравствуйте.

К л а р а. Пошли, отец.

В и л л и. Я останусь.

15

Т е  ж е, кроме  К л а р ы.

С а б и н а. Почему ушла мама?.. Почему вы молчите?.. Папа, кто эта дама?.. Кто вы?.. Что ж, пожалуйста… Меня это устраивает. Давайте помолчим втроем.

Т о н и. Сабина…

С а б и н а. Да?

Т о н и. Это все так ужасно…

С а б и н а. Что ужасно?.. Кто-нибудь умер?.. Я — тут, мой отец тут, моя мама тут.

Т о н и. Где твоя мама?

С а б и н а. На кухне.

Т о н и. Твоя мать не на кухне. Твоя мать перед тобой. Я хочу забрать тебя к себе. Мы живем в Ганновере. О боже…

С а б и н а. Это правда, папа?

В и л л и. Да.

С а б и н а. Но ведь ты — мой отец?

В и л л и. Нет.

С а б и н а. Мама, иди сюда!

16

Т е  ж е, и  К л а р а.

С а б и н а. Это все правда?

К л а р а. Да, моя детка.

С а б и н а. Если вы моя мать, то почему вы сначала называете свой адрес, а не объясняете, каким образом все это получилось.

Т о н и. Я тебе все объясню потом. Не будем сейчас мучить друг друга.

С а б и н а. Вы меня отдали? Значит, я подкидыш? Внебрачный ребенок? Я вам мешала жить?

Т о н и. Я твоя мать. Право на моей стороне.

С а б и н а. Какое еще право?.. Может быть, объясните мне по крайней мере?

К л а р а. В сорок пятом папа нашел тебя в обломках эшелона с беженцами. На одеяльце был пришит лоскуток с твоим именем и бывшим адресом твоей матери. Этот лоскуток мы сдали в полицию, они его направили в Красный Крест. Но никто туда не обращался, никто не искал. Через пять лет нам разрешили удочерить тебя. А теперь фрау Шнайдер узнала, что ты жива. Вот и все.

С а б и н а. Вот и все. А я не могу сказать вам «ты».

Т о н и. Это нужно доверить времени. Когда будем жить вместе…

С а б и н а. С чего вы взяли, что мы будем жить вместе? Я отсюда не уйду.

Т о н и. Подождем до завтра. Я не требую от тебя каких-либо решений сегодня. А завтра подробно поговорим обо всем. Самое главное ты уже знаешь.

С а б и н а. Самое главное? А что, собственно, я знаю?

К л а р а. Мы все сказали. Для нас ты остаешься нашим ребенком. Ничего от этого не изменилось.

С а б и н а. Перевернулось все вверх дном! Кто тут кто? И что мне еще надо понять?

К л а р а. Ты должна остаться у нас. Никто не может тебя заставить…

Т о н и. Вы забываете о суде, фрау Краузе.

К л а р а. Я обращусь к партии, если понадобится.

С а б и н а. Обратишься к партии?.. А если партия скажет, что я должна подчиниться?..

К л а р а. Не может партия тебя отослать на Запад.

С а б и н а. Я тоже так думаю… И что ж тогда?

Т о н и. Тогда мы подадим жалобу.

С а б и н а. Я совершеннолетняя.

Т о н и. Ты… ты… совершенно… бесчувственная…

С а б и н а. Чего же вы от меня ждали? Слез? Вы мне чужая.

Т о н и. Я твоя мать.

С а б и н а. Но я не ваша дочь. Мои родители могли показать вам любую другую девушку, и вы сказали бы: «Я твоя мать». Где доказательства, что я настоящая? А может быть, где-нибудь есть роковая родинка?.. Как в душещипательных романах!

Т о н и. Нет. Никакой родинки нет. Мы можем только твердо верить в то, что это так, как оно есть… Я понимаю, тебе трудно сразу постичь. Но со временем все уладится.

С а б и н а. Никогда не уладится, потому что я никогда отсюда не уйду.

В и л л и. И все-таки, дочка… Придется, видимо.

С а б и н а. Это говоришь ты, папа?

В и л л и. Все зависит от тебя. Эта женщина говорит, что она твоя мать. Следовательно, ты ее дитя. По сравнению с бедами, которые принесла нам война, ее горе — то, что она тебя потеряла, — конечно, маленькое. Но горе есть горе, и для нее оно было большим.

Т о н и. Это было ужасно…

В и л л и. Будем надеяться, что оно было большим. Сколько бед и несчастий непоправимы. А эту беду можно поправить. Она невелика, в принципе. Но для твоей матери это… кое-что.

Т о н и. Это для меня все, господин Краузе.

В и л л и. Хотелось бы верить, что так оно и будет. Хотя она говорила и о потерянном чемодане, и о домике в Гумбиннене, и о прислуге, автомобилях и лошадях, и даже о том, что приехала в Штеттин без гроша, — не без тебя, а без гроша, дочка, — все-таки придется тебе пойти с ней. Пока мы не знали о ее существовании, все было хорошо. Но теперь-то мы знаем. И это застрянет в наших головах. И настанет когда-нибудь день, когда мы упрекнем себя, что не отпустили тебя с ней. И ты упрекнешь себя, что не пошла со своей родной матерью. Но будет уже поздно, и мы станем отводить глаза и делать вид, будто ничего не произошло. Но кое-что произошло. И начнем ненавидеть себя. Поэтому иди, дочка. Мы не станем упрекать тебя в неблагодарности. Ты тут ни при чем. Нам не хотелось бы отдавать тебя этой женщине, но ты уж найдешь свой путь… Ну, я пошел спать, завтра в первую смену… Клара!

17

Т е  ж е, кроме  В и л л и  и  К л а р ы.

Т о н и. Сейчас я ничего не могу тебе предложить, кроме дружбы, и ни о чем не прошу, кроме дружбы. Все, что здесь говорилось, — вздор. И вообще все — вздор! Но что же тогда правильно? Можешь не отвечать мне взаимностью, не проявлять чувств, которых у тебя еще нет. Я только прошу не замыкаться, прошу просто понять и подумать без предубеждения. Люди в Ганновере не хуже, чем