— За что ж честь такая? — изумился, озадаченный таким оборотом дела, Пустошкин.

— Придёт время — узнаешь! — уведомил его Мордвинов.

Приём у Потёмкина был недолог. Расспросив в нескольких фразах о служебном пути, князь сказал оробевшему моряку:

— Назначаю тебя капитаном фрегатским. Задание же будешь иметь весьма необычайное и опасное. Рекомендации от Николая Семёновича имею на тебя хвалебные, посмотрим в деле!

Только когда вышли с Мордвиновым от князя, рассказал контр-адмирал Пустошкину о сути его нового назначения. Дело в том, что по Кучук-Кайнарджийскому мирному договору между Россией и Турцией, последняя открывала черноморские проливы для русских торговых судов. Это турок, разумеется, устраивать не могло. А вот для того, чтобы отвадить предприимчивых московитов от южных морей, турки нашли выход. Турецкий регулярный флот торговые суда не трогал, зато в лабиринте эгейских островов их сторожили алжирские и тунисские пираты. Так, буквально в течение какого-то месяца были разграблены два наших купеческих судна. Россия требовала объяснений. Турки пожимали плечами, всё сваливая на африканских разбойников. Для выяснения обстоятельств этого запутанного дела и было решено отправить в Средиземное море «торговый» фрегат «Пчела».

— На живца посылаем! — напутствовал лейтенанта Мордвинов. — Сделаешь всё как должно — честь тебе и хвала! Инструкции получишь у нашего посла в Константинополе!

— Справимся! — отвечал ему Пустошкин. — Пчела, она не только трудится отменно, но и жалит крепко!

Перед выходом в море Семён спрятал часть пушек в трюм, завалив их товаром купеческим. Трудности были и с командой: турки не разрешали брать на борт более четырёх десятков человек.

В первый день июня «Пчела» бросила якорь на Константинопольском рейде. Приехала турецкая таможня, чтобы осмотреть судно и груз. С этим управились легко. Пустошкин молча дал таможеннику увесистый кошелёк с золотом. Турки молча раскланялись и съехали на берег. Сам же капитан фрегата тотчас отправился к российскому посланнику Булгакову. Тот передал секретные инструкции. На словах же велели, пройдя проливы, немедленно ставить все пушки и пополнять команду за счёт местных греков.

И вот позади дарданелльские теснины. Команда увеличена за счёт греческих волонтёров, пушки грозно смотрят в горизонт, паруса полны ветра. Вперёд!

Булгаковские инструкции предписывали, помимо всего прочего, вести тщательную разведку турецких портов и приморских крепостей. Неукоснительно следуя от острова к острову, Пустошкин прочертил замысловатым зигзагом всё Эгейское море: за Тенедосом Лемнос, за Митиленом Хиос, за Паросом Наварин. Всё увиденное и услышанное лейтенант тщательно записывал в особый журнал.

Затем был дерзкий бросок к африканскому берегу — подразнить пиратов. И хотя алжирцев так и не встретили, но по прибытии в Марсель от местных шкиперов стало доподлинно известно, что разбойники Пустошкина искали, но разминулись в море. Сумел достать лейтенант в Марселе и важные документы, подтверждавшие, что султан всячески поощряет нападения на русские торговые суда, награждая при этом отличившихся! Понимая большую важность своих известий для всей российской внешней политики, Пустошкин тотчас отсылает письмо на имя посла нашего при Версальском дворе Смолина, «писанное цифирным шифром».

Тем временем, разгрузив судно, лейтенант заполнил трюм обратным грузом: французской водкой да сахаром. Пока же решались дела портовые, задумал Пустошкин посетить как частное лицо Тулон, важнейшую французскую крепость на Средиземноморье.

Остановившись в недорогой гостинице, отправился осматривать город. Обедал в попавшемся на глаза трактире. Соседом по столу оказался французский артиллерийский поручик. Увидев, что обед у француза весьма скуден, предложил ему Пустошкин распить с ним бутылку вина, что и было с радостью принято. Дальнейшие прогулки по городу они уже продолжали вдвоём. Осмотрели гавань, порт и доки. Поручик у него то и дело допытывался:

— Если бы ты с моря на крепость нападал, как бы стал корабли расставлять?

Пустошкин отвечал и, в свою очередь, интересовался:

— А ты, друг сердешный, как бы пушки свои стал ставить, когда бы посуху пришлось сию фортецию брать?

Француза интересовало, какие льготы получают иностранцы, на русскую службу поступающие, спрашивал, не перейти ли ему. На прощанье подарил он Пустошкину две камышовые трости, а потому как денег у дарителя не водилось, то расплачиваться за подарок пришлось самому одариваемому. На том и расстались. Имя артиллерийскому поручику было Наполеон Бонапарт…

Подаренные Наполеоном трости Пустошкин хранил до конца своих дней, впоследствии с удовольствием показывая друзьям, как курьёзный эпизод своей молодости.

На обратном пути из Марселя в Севастополь «Пчела» встретилась с пиратской шебекой. Но первый же точный залп убавил прыти у африканских разбойников, и преследователь тотчас превратился в убегающего.

Успешное исполнение столь опасного и важного поручения не осталось без внимания начальства, и Пустошкину вскоре по прибытии вручили патент на капитан-лейтенантский чин.

А затем была война, долгая и кровавая. Семёну Пустошкину, однако, отличиться в ней не удалось. Капитан-лейтенанта ждало иное поприще. Как знатока дел канатных и парусиновых, его отправили комиссионером в далёкое местечко Кричев, что в губернии Могилёвской, на канатную фабрику помещика Голынского. Шесть с лишним лет отбыл Пустошкин в Кричеве, добротность канатов да брезентов проверяя. Там и чин следующий получил, там и судьбу свою встретил — девицу Софью Фёдоровну, дочь местного полковника Зернигаузена.

Друзьям он в те годы говорил:

— Трудимся в поте лица своего! И пусть труды наши не видные, зато флоту зело нужные!

Отозвали Семёна Афанасьевича к флоту лишь тогда, когда решено было в самом Херсоне канатную фабрику строить. Надо ли говорить, как радовался Пустошкин, что о нём наконец-то вспомнили.

— Думал я уже, что и смерть приму в сиих чащобах! — восторженно сообщил он жене, с бумагой о своём переводе ознакомившись. — Ан нет! Значит, поплаваем ещё по хлябям зыбким!

И снова неприметная и кропотливая работа, ведь фабрику херсонскую приходилось создавать на голом месте. А едва старательный капитан 2-го ранга поставил дело канатное, отрядили его на якорное. Мотался Семён Афанасьевич по заводам ижевским и боткинским, добивался, чтоб железо шло на Черноморский флот качества первостатейного.

Вскоре о Пустошкине заговорили как об опытнейшем хозяйственнике, к тому же и бескорыстном, к которому и полушка не пристанет. И снова назначение. На этот раз высокое и почётное — капитаном Севастопольского порта с чином капитана 1-го ранга.

Перевёз Семён Афанасьевич туда из Херсона семью, выстроил дом. У Пустошкиных всегда весело: детишки по комнатам бегают, стол накрыт щедро, и каждому гостю рады. Сам хозяин от интриг да шептаний подалее держится. Всех всегда выслушает, улыбнётся и тарелку ближе подвигает: