прикусила губку, посмотрела на надменно вскинувшую брови Любу, молитвенно сложившую ладошки Катеньку, опять витающего мыслями где-то в неведомых далях господина Корсарова и вскинула голову:

- Всенепременно нужно будет бал организовать. На нём мы с Петенькой… - я хотела сказать, что на празднике мы непременно назовём день свадьбы, но язык не повернулся. Такими ведь вещами не шутят, они не имеют обратной силы, это фактически признание, вернуть которое без урона для репутации нельзя. – Мы с Петенькой танцевать будем. А Алексей Михайлович нам романс исполнит, у него чудный голос!

- И когда это тебе господин следователь петь изволил? – прощебетала Катюшка, но я лишь таинственно улыбнулась, испросила у тётушки разрешения подняться к себе и покинула столовую.

Зная тётушку, с балом она мешкать не станет, значит и мне нужно как можно быстрее разрушить пагубное влияние любовного артефакта, чтобы развеять ядовитый дурман и снова вернуться к своему такому простому и понятному жениху, которого я очень люблю. И на балу мы будем танцевать, кружиться в вальсе, и его карие глаза будут взирать на меня с любовью и нежностью. Я мечтательно улыбнулась, но тут же приглушённо охнула и прижала ладошку к губам. Глаза у Петеньки были небесно-голубые…

Я досадливо притопнула ножкой, поспешно вернулась к себе в комнату, достала толстый, в потрескавшемся светло-коричневой кожи переплёте фолиант и зашуршала вкусно пахнувшими стариной и тайной страницами в поисках нужного ритуала. Как обычно, искомое упрямо не желало находиться, я нервничала, листая страницы всё поспешнее и нетерпеливее. Да где же, где, я же точно помню, что он был, не мог же он испариться, право слово, так не бывает! А, вот он, слава тебе господи! Я восторженно хлопнула в ладоши и низко склонилась над страницами, разбирая мелкий, весь в причудливых завитках, миниатюрных рисунках и крохотных чертежах, выполненных прямо на полях, текст. Итак, что тут у нас? Согласно книге, чтобы развеять действие любовного артефакта, мне нужно истолочь в мелкий порошок вишнёвый мыльный камень, добавить к нему измельчённый светло-жёлтый солнечный камень, коий ещё янтарём именуют, и лунный камень в равных долях, тщательно перемешать, высыпать на любовный амулет и трижды произнести: «аррегатум морте», после чего вылить на засыпанный порошком артефакт половину стакана целиодровой влаги, состав коей придворные маги-артефакторщики тщательно хранят от посторонних и передают лишь своим прямым наследникам. Затем, если всё было исполнено в точности, любовный артефакт должен вспыхнуть серым бездымным пламенем и исчезнуть, а морок страсти окончательно развеет поцелуй истинной любви. Я довольно улыбнулась, красочно представляя, как поцелую Петеньку, и тут же зажмурилась и замотала головой. Потому как на месте своего жениха упорно представляла Алексея Михайловича. Ух, от воспоминаний о его ласках, решительно зачеркнувших все представления о приличиях, меня даже в жар бросило, а губы заныли, моля повторить сладостную пытку. Не-е-ет, нужно как можно скорее освободиться от этих пагубных тенёт, пока они меня не толкнули в пучину страсти и позора! Ещё не хватало, чтобы я, позабыв о чести и приличиях, бегала за мужчиной, который меня и знать не хочет, всё время отчитывая, словно я была чадом неразумным, недавно выбравшимся из-за нянькиной юбки! Я сердито фыркнула и приступила к приготовлению порошка.

Правда, любимая забава успокоение принесла не сразу, я хмурилась, нервничала, сама не зная, почему и отчего, и вообще всё валилось из рук. Даже любимая ступка из дымчато-белого прозрачного алмастита, магического камня, способного, если таковым будет желание владельца, и булатную сталь в порошок перетолочь, обнаружилась не сразу, а мыльный камень, всегда такой мягкий, упорно не желал перетираться в порошок. Я злилась, кусала губы, чтобы удержаться от резких слов, время от времени смахивала слёзы непонятной какой-то детской обиды и досады и упрямо продолжала работать ступкой, вспоминая увиденную в детстве белочку, запертую в железном колесе, со всех сторон окружённом магическим куполом, чтобы зверюшка не могла выскочить и сбежать. Несчастная пушистая пленница рвалась на свободу и неустанно перебирала лапками по жёрдочкам, колесо чуть слышно поскрипывало и вертелось, отчего в хорошеньком, взрослому человеку по колено, замке загорались огни, начинали кружиться в танце нарядные пары, а на ажурный балкончик выходили миниатюрные король с королевой и приветственно махали руками. Я очень хорошо помню, что мне до слёз и горестных всхлипов было жаль белочку, и все красоты и чудеса сказочного замка не могли меня утешить. Я хныкала и просила тётушку отпустить зверюшку, тётя сначала хмурилась и требовала, чтобы я перестала нюнить и вспомнила о правилах хорошего тона, а потом, видя, что все её увещевания проходят мимо, рассердилась, сильно тряхнула меня за плечи, грозно отчитала, лишив на неделю сладостей и всяческих увеселений, после чего приказала слугам купить этот проклятый замок и выпустить эту противную белку. Спорить с Софьей Витольдовной мало кто отваживался и по более значимым поводам, потому приказ тётушки был исполнен незамедлительно. Умница белочка, словно догадавшись, кому обязана свободой, убежала не сразу, сначала запрыгнула мне на плечо, пощекотала щёчку длинными усами, ткнулась мне в шею мокрым холодным носиком, просвиристела что-то, словно бы попрощалась, а затем быстрее молнии взвилась на дерево и скрылась в густой листве.

- Зря Вы её выпустили, барышня, - неодобрительно покачал головой продавший замок купец, - кто теперь будет колесо вращать? Эх, такую игрушку испортили! Это же есть механика, механизм необыкновенный, понимать надо.

Но я и тогда, и сейчас твёрдо понимала одно: нельзя, чтобы из-за твоей сиюминутной прихоти кто-то страдал, это неправильно, даже противно. Вот именно потому я сейчас и старалась разрушить действие любовного артефакта, Алексей Михайлович достоин свободы. А колёсико, приводящее в движение обитателей замка, вращал специально созданный моим наставником артефакт, так-то.

Я приготовила необходимый порошок, последний раз полюбовалась дивным, купленным у Алеси артефактом, вздохнула тоскливо и резко, потому что и сама была не уверена, что хватит сил, и рука не дрогнет в самый последний момент, высыпала перетолчённые камни на магическую брошь. Тихой скороговоркой трижды произнесла: «аррегатум морте», прикусила губу и решительно выплеснула в порошок половину стакана целиодровой влаги. Украшавшая брошь роза зашипела, стала обугливаться, точно была живым цветком, безжалостной рукой брошенным в пламя. Я, стиснув кулачки, смотрела на дело рук своих и упрямо твердила, что всё сделала правильно, так будет лучше для всех, мой интерес к господину Корсарову вызван исключительно любовным артефактом и ничем более, а на самом деле я люблю Петеньку. И мы непременно поженимся и будем счастливы! Артефакт вспыхнул малиновым светом и исчез,