А он еще давал советы господину гауптфельдфебелю! Стреляться Лейхтвейс конечно же не стал (не дождетесь!), но в потолок бы пару раз выпалил. А еще лучше – в открытое окно, глядя на недоступное небо.

…Вверх! Вверх! Вверх! В самую синь, за белые облака, к солнцу! И даже не смотреть на оставшуюся где-то вдали землю, ничего там хорошего нет.

Лейхтвейс бухнулся на не застеленную кровать, открыл наугад книжку про двух шалунов.

«Макс и Мориц» с легким стуком врезались в стену. И словно в ответ заговорил дверной колокольчик. Дзинь! Дзинь! Дзинь! Первый пароль, второй будет, когда Цапля войдет.

Ключ в замке… Легкий стук… Шаги…

– Это я.

Лейхтвейс вернул пистолет на стол. Если бы напарница сказала что-то иное, можно было потренироваться в стрельбе. Хорошо, что четвертый этаж, в окно не влезут.

…Зато могут и влететь, а еще проще – кинуть гранату. Потому и рамы на запоре. Все равно не спасет, сам бы Лейхтвейс откупорил квартиру в два счета. Даже не ночью – ясным днем.

– Переодевайся! Там костюм, рубашка и туфли. Уходим!

Здороваться Цапля не стала, уложила пакеты на кровать, отвернулась.

– Мы с тобой везучие, Лейхтвейс. Шла сюда и представляла… Давай, давай, поторапливайся!

* * *

По Унтер-ден-Линден они все-таки прошлись, обновив костюм, а заодно и новое платье напарницы в комплекте с маленькой шляпкой и сумочкой. Преобразившаяся Цапля смотрелась неплохо, даже загадочно. Если не родная дочь фрау Доктор, то уж племянница – точно.

Жаркий летний день, высокие старые липы, легкий запах бензина, люди, идущие по своим делам, свежие афиши, сверкающие чистыми стеклами витрины – Лейхтвейс уже успел от всего этого отвыкнуть. Вспомнился Ленинград первых лет нэпа, улица имени 25 Октября, такие же липы, витрины, афиша кинотеатра «Титан». А еще двор, куча угля возле входа в подворотню, забитая дверь парадного входа, тощие вороны на асфальте.

Шарманка. Девочка в белом платье. Ночные гости в зеленой форме при малиновых петлицах. «Пустяки! Я ни в чем не виноват!» – сказал отец, когда его уводили.

– Нервничаешь? – рука Цапли легко коснулась его пальцев.

– Нет, – огрызнулся он. – Этого не умею.

Напарница засмеялась, поглядела по сторонам.

– Знаешь что? Пошли в кино!

* * *

…В далеких джунглях пропал муж графини Шарлотты. Соломенная вдова проливает горькие слезы, не имея возможности вступить в наследство. Поет. Снова страдает и снова поет. Пляшет.

– Интересно, они это всерьез снимают? – поразился Лейхтвейс уже на десятой минуте. – Вроде взрослые люди.

– Всерьез, – успокоила напарница. – Ты сейчас думаешь о фильме, а не о том, что Сестра-Смерть может сидеть на соседнем кресле. И говори тише, только в ухо не шепчи, щекотки боюсь.

…Злодей, зная, что документ о наследстве скоро будет подписан, мечтает женить своего сына на овдовевшей графине. Поет. Танцует с тросточкой, подмигивая собственному отражению в зеркале. Вместе с ним пляшут три сообщника во фраках. Поют куплеты.

– Слушай, я тоже щекотки не люблю, – признался он, когда ее губы коснулись уха. – Нас и так никто не услышит. Соседи целуются.

– Потерпишь. Кое о чем не хотела говорить даже на улице. А когда перестанут целоваться, на девушку посмотри. Приметы Фогель помнишь?

…Сын Злодея удался не в отца. Честен и прям, он мечтает предложить руку и сердце бедной, но благородной девушке. Страдает. Поет. Потом поют вместе. Роковая красотка наблюдает за ними и грызет перчатки. Поет.

– Дело хуже, чем ты думаешь. Зачем им было фото посылать? Не из благородства же! Понятно, хотели тебя из полка выдернуть, чтобы легче достать. Я майору говорила, что лучше день-другой выждать, а потом отправить тебя с этой Командой «А» подальше в горы. Но он против, парням тоже веры нет. Мало ли что им из штаба прикажут? Но это не самое скверное…

…Гремит гром, молнии рассекают темный горизонт. Се грядет страшный разбойник Гаспароне. Черный плащ, огненный взгляд. Поет. Сжимает крепкие кулаки. Проклинает врагов, мешающих ему овладеть графиней. Снова поет. Пляшет с саблей. Прочие разбойники тоже пляшут.

– Это не Фогель. Нос кнопкой и уши оттопырены. И возле касс мы проверились.

– Немного здоровой паранойи не помешает. Майор думал, что нас сдает кто-то из окружения Канариса, но буквально вчера ему сообщили, что у «Ковбоев» есть контакт в Службе безопасности рейхсфюрера СС. Значит, тобой может заняться «стапо». Им много не надо, хватит и того, откуда ты родом. Не первый случай, когда наших так подставляют. Значит, мы не будем в безопасности даже в большом красивом городе на букву «М».

…Разбойник Гаспароне железной рукой направляет сюжет. Он хочет помочь честному и прямому завоевать сердце бедной, но благородной, дабы самому подступиться к графине. Поет. Влюбленные тоже поют. Ничего не подозревающая Шарлотта устраивает большой прием. Поет. Гости пляшут. Роковая красотка, появившись из-за шторы, танцует канкан.

Лейхтвейс отвел взгляд от экрана. Он уже понял, чем так раздражает фильм. Главная героиня, она же Шарлотта, она же всеобщая любимица Марикка Рёкк, слишком походила на лошадь, по странному капризу природы вынужденную гарцевать на двух копытах. Сюжет тоже не вдохновил, с самого начала ясно, кто на самом деле пропавший муж и чья дочь – роковая красотка. Задачка для первого месяца обучения в Абверштелле.

На соседних креслах опять целовались, по экрану же медленно шествовал разбойник Гаспароне, прикрывая лицо черным плащом. Сейчас начнет петь… А им с Неле из кинотеатра путь один – на очередную конспиративную «точку», где нельзя подходить к окнам и открывать посторонним дверь. Мышь под плинтусом…

– Напарник, ранцы в Берлине?

Не рассчитал и таки коснулся губами запретного уха. Цапля, слегка отстранившись, коротко кивнула.

…Разбойники, все в черных плащах и масках, врываются в зал, полный ничего не подозревающих гостей. Гремит хор, Злодей, чуя близкое возмездие, прилипает к стене и по ней же растекается. Влюбленные хватают друг друга за руки, графиня закатывает глаза и прижимает ладонь к сердцу, роковая красотка достает кривой турецкий кинжал…

Бедной мышке никуда не деться, рожденная бегать, летать не может. Но это мышка, четыре лапки, длинный хвост. Он, Лейхтвейс, совсем другой крови.

«Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо…»

– Слушай, напарник, а давай от них улетим!