После ряда неудачных операций, 16 августа 1915 года немцы возобновили, с особенной энергией, попытку прорыва. Неся большие потери в тральщиках, подрывавшихся на минах, под огнем наших судов, но под защитой мощного огня своих линейных кораблей, они, наконец, преодолели все преграды, и 19 августа немецкий адмирал Шмидт, держа свой флаг на линейном корабле «Позен», осторожно втянул свои силы в Рижский залив. Русские отошли в Моонзунд.

Канонерки «Сивуч» и «Кореец» в этот момент стояли в Риге. Прорыв германских сил в Рижский залив отрезал их от Моонзунда. Положение создалось критическое. Можно было подняться от Риги вверх по Двине или идти на риск прорыва к своим силам в Моонзунд. Телеграфное приказание командующего флотом кратко и ясно разрешило этот вопрос – прорыв.

Спустившись вниз по Двине, нырнули в молоко тумана, застилавшего залив, нырнули в неизвестность. Курс взяли прямо на Моонзунд. Медленно и осторожно крались два маленьких суденышка в клубах налетевшего и временами проясняющегося тумана. Воздух был наполнен радиопереговорами неприятельских судов. Было ясно, что лодки шли в кольце вражеских сил и что прорыв возможен лишь при условии, если на помощь придет его величество случай.

Внезапно туман начал редеть, и в его просветах вырос силуэт какого-то судна. Оказалось, что это был германский крейсер «Аугсбург».

Грянули залпы с одной и другой стороны, но новая волна тумана разъединила врагов. Еще некоторое время спасительное молоко тумана скрывало канонерки. Молния тревоги летела по линии германских судов.

Его величество случай на помощь не пришел. Туман поредел, и в его клубах причудливыми силуэтами выросла длинная колонна судов. Это шли германские главные силы. Расстояние ничтожное, 6–7 кабельтовых.

Нервы на германской эскадре, безусловно, были не в порядке. Возможно, что игра тумана превратила в их глазах два маленьких кораблика в гиганты дредноуты. Вспыхнули прожектора, и вся линия судов открыла по канонеркам ураганный огонь. На мгновение туман вновь сгустился, дав возможность командиру «Сивуча», как старшему, передать прожектором на «Кореец» приказание: «Идти по способности в Моонзунд». Командир «Сивуча», доблестный капитан второго ранга Черкасов, отлично понимал, что гибель неминуема. Оставалось попытаться спасти «Кореец», стараясь привлечь всю силу огня неприятеля на себя.

Вновь рассеялся туман, открыв грозного врага. Тогда маленький «Сивуч» решил умереть. Открыв огонь по головному неприятельскому кораблю, капитан 2-го ран га Черкасов бросил свой «Сивуч» прямо на врага и повел его на смерть.

Лавина стали обрушилась на маленького героя. Он весь исчез в столбах воды, взметаемых снарядами, и окутался дымом разрывов. А на нем воцарился не поддающийся описанию ужас. Облака пара из разбитых паропроводных труб, огонь пожара, каскады обрушивающейся воды, скрежет раздираемой стали, грохот залпов, крики и стоны людей…

Чудом держась на воде, с пробоинами и с развороченным носом, стреляя из всех уцелевших орудий, «Сивуч» упрямо шел на врага. Убит командир, почти все офицеры погибли, все палубы завалены телами команды, все орудия, кроме одного, вышли из строя; не корабль, а страшный призрак, в облаках пара и в огне, медленно двигался вперед, все вперед…

Но всему есть предел, и «Сивуч» остановился. Он еле держался на воде, а ураган неприятельского огня не прекращался. Точно какое-то безумие охватило стальных великанов, точно надо было дать исход накопившемуся нервному напряжению, и нельзя было уже остановить эту ненужную, позорящую самого победителя стрельбу. А «Сивуч» все еще не умирал. Сбитый Андреевский флаг дважды, усилиями неизвестных героев, вновь взвивался над ним. У единственного уцелевшего орудия неизвестный одинокий комендор продолжал заряжать орудие, наводить и стрелять. Лежа на палубе, задыхаясь от ядовитых газов, тяжелораненый мичман Мурзин, единственный уцелевший еще строевой офицер, протягивал руку к этому орудию и комендору, последним напряжением силы воли молча приказывал, требовал… огонь, огонь… не прекращать огонь..!

Наконец немцы резко оборвали стрельбу. По сигналу с флагманского корабля «Позен» дивизион из пяти блестящих стальных миноносцев-истребителей бросился в атаку на остатки «Сивуча».

Белым столбом взметнулся в небе взрыв, а с ним улетела к Престолу Всевышнего и душа героя с радостной вестью о том, что «Сивуч» исполнил свой долг – «душу свою положил за други своя»…

Шлюпки с германских судов пытались спасти кого-либо из экипажа «Сивуча». Подобрали 14 человек. Не люди, а призраки. Искалеченные, обожженные, залитые кровью… Среди них два офицера, мичман Мурзин и инженер-механик Огурешников. Их доставили на флагманский линейный корабль «Позен». И когда с поднятых шлюпок осторожно снимали раненых людей и переносили на палубу, там ожидала их первая, заслуженная, высокая награда.

На палубе выстроена немецкая команда и оркестр музыки. Мимо стоящего смирно фронта проводят и проносят недавних врагов, а над волнами Рижского залива, торжественно и величаво, плывут аккорды русского гимна «Боже, Царя храни»… Командир «Позена» пожимает руки офицерам, мичману Мурзину и инженер-механику Огурешникову…

Немцы не удержались в Рижском заливе. Их потери были слишком значительными. Уже 21 августа адмирал Шмидт прекратил операции и вывел свою эскадру из залива. Подальше от этих злых русских вод…

Цена подвига – временная слава. Раньше или позже неизменно приходит забвение. Полное или частичное, но забвение. Еще несколько поколений истинно русских людей с чувством гордости и признательности будут вспоминать иногда о славном бое «Сивуча» под сенью Андреевского флага, но над местом его гибели, в тумане вечности, в шуме волн никогда не умолкнут величавые аккорды русского гимна «Боже, Царя храни».

Прошлое – как приморский туман. Отойдет от берега в море, дальше или ближе, и стоит сплошной стеной, ждет свое время. А когда приходят положенный день и час, движется к берегу, катится клубами, находит пути свои и давит на души людей. Так и воспоминания. Иногда вспоминать бывает радостно, иногда грустно, но всегда неизменно больно. Больше или меньше, но больно. Боль – это рефлекс сознания невозвратности прошлого. Было и не будет. Никогда. Жизнь не ветер. Кружится кругами, но не возвращается на круги свои.

Так всегда, когда приходит день памяти былого, день праздника Морского корпуса, день 6 ноября, когда по всему зарубежью, заброшенные в далекие края, собираются бывшие русские моряки тесными, дружными компаниями и поднимают бокалы за Родину, за флот и за славное императорское прошлое великой России, за ее светлое будущее – движутся стеной воспоминания, обнимают ласково, но несут боль.

Проклятые дни, проклятый октябрь 1920 года. В предсмертной агонии бьется последний белый остров – Крым. Ледяной ветер с бесконечных северных просторов. Тонкая цепочка земли связывает Крым с обезумевшей Россией. Перекоп да мелкие болотца – Сиваш. Горсточка странных людей защищает маленькую белую крепость. Великое в малом. Страшная сила духа в изнемогшем до последней степени теле. За их спинами люди, много людей. Застывший ужас в глазах, холод, голод, ледяной ветер и море кругом. С ветром движется с севера страшное чудовище, со звериным оскалом красного смеха. Кровь. Жуткая смерть впереди…