Я оставила ее риторический вопрос без ответа. Мои амбиции не простирались так далеко. Я не мечтала о троне, о каких-то политических интригах. Я хотела счастья. Я хотела любви. Я вдруг поняла, что это значит – любить, и хотела, чтобы и меня любили. Хотела детей, у которых будут любящие родители и…не хотела, чтобы меня называли дыркой.

Да…больше я этого не хотела. И когда на горизонте замаячила свобода, все мои мысли устремились туда…к ней.

– Вы последние дни невероятно рассеянны. А я вам говорю, что завтра у нас будет гость, которого вы так ждали. Пьер навестит нас вечером. Проездом. У него важная встреча в загородной резиденции, но он заедет с вами увидеться.

На какие-то считанные мгновения все внутри взметнулось вихрем, до боли захотелось его увидеть, втянуть его запах, дотронуться…Но для этого нужно было сегодня остаться… и забыть о свободе. Но я сделала свой выбор.

– Я безумно рада.

– Вы могли бы сыграть для него сонет. Пьер оценил бы ваши новые умения. Кстати, он заказал для вас рояль. Его привезут на следующей неделе из Италии. Белоснежный, антикварный инструмент.

Она все и всегда знает. Что привезут, когда приедет Петр, что происходит у него дома. Все знает.

– Зачем вам все это? – спросила и затаила дыхание. – Вам это добавляет значимости в ваших же глазах? Или вы таким образом чувствуете себя подобием Дианы де Пуатье?

– Ну что вы, милочка, куда мне. Я даже любовницей для него не была. Наш король никогда меня не любил, как женщину.

– А он умеет любить?

– Мужчины вообще очень своеобразно умеют любить. Так, что нам, женщинам, об этом трудно догадаться.

Остаток вечера я провела за игрой на фортепиано. Эллен в очередной раз читала мне свои наставления, а я думала о том, что сегодня все это закончится.

После ужина она прилегла на диван в гостиной и там и уснула со своей псиной в ногах. Я проверила, насколько крепко она спит, и несколько раз уронила на пол то табурет, то железную вазу. Псинка подскакивала, злобно на меня тявкала, а ее хозяйка даже не вздрогнула. Гройсман сдержал слово, и мадам крепко спит, накачанная снотворным.

Как и инструктировал меня Гройсман, надевать удобное, никакой косметики, скромная прическа. В идеале бы покрасить волосы, но нечем и нет времени. Обход территории в десять, и потом будет окошко в десять минут, пока охрана даст круг и не вернется обратно к парадному входу. Машина будет стоять с черного хода. Она обычно вывозит порченые продукты. Как я поняла, для личного повара Айсберга порченый продукт это тот, что более суток простоял в холодильнике, а то и несколько часов.

Наверное, то, что я сделала, было по-детски, наверное, стоило просто уехать и ничего ему не писать, но я не удержалась, вырвала лист из тетради и написала…

«Да, ты прав, я себя продала, а ты купил. Но я больше не буду твоей вещью. Я выбираю свободу. И… знаешь, я даже не буду скучать по тебе. Ведь ты был для меня всего лишь кошельком, как я для тебя – дыркой… Прощай, Айсберг»

Несколько раз перечитала, и стало легче. Как будто смогла выпалить это ему в лицо и увидеть, как леденеет его взгляд и сжимаются челюсти. Мне безумно хотелось причинить ему хотя бы немного боли. Крупиночку из того, что почувствовала я, когда узнала о том…что она ждет от него ребенка.

Я пробралась к машине и спряталась в багажнике, накрывшись толстыми пустыми мешками, от которых пахло картошкой и луком. Наверное, вчера завозили овощи или наоборот – вывозили. Пока я одевалась, в комнате на какие-то доли секунд мною овладели сомнения. Какой-то страх…что я никогда больше его не увижу, что поступаю подло и мерзко.

Но потом я вспомнила силуэт Людмилы, ее тонкую ручку на его локте, ее тоненькие светлые прядки волос, и меня передернуло. Нет, мерзко – это остаться и всегда быть его дыркой и шлюхой, всегда быть его подстилкой. Я зажмурилась и сцепила пальцы. Машина вскоре тронулась с места, и чем дальше она отъезжала, тем сильнее билось мое сердце.

Я все же это сделала. Я покинула дом, сбежала от Айсберга и больше никогда с ним не буду. Я справлюсь. Поскучаю, поплачу и справлюсь. У меня еще будет все хорошо. Обязательно.

Когда наконец-то пришло время сменить машину, мое тело затекло от неудобной позы, а руки и ноги сильно замерзли, даже окоченели.

– Выходи.

Привстала и встретилась взглядом с тем самым таксистом. Он подал мне руку, помогая выбраться.

– И как? Много заплатили, чтоб отвез меня и отдал на растерзание.

– Ничего личного.

Буркнул тот и, захлопнув багажник, сел за руль.

– Когда-нибудь это «ничего личного» вернется к тебе.

Крикнула ему вдогонку и посмотрела на второй автомобиль, который ждал меня на обочине. Поправив рюкзак на плече, пошла к машине, залезла на заднее сиденье и с облегчением выдохнула. Здесь было довольно тепло. Водитель даже не поздоровался. Мы тронулись с места, и я уютней устроилась на сиденье, стаскивая сапоги и растирая свои ледяные пальцы. Как мама в детстве, когда в мороз приходишь с улицы. До болезненного покалывания и благодатного тепла, разливающегося по венам.

В рюкзаке документы на другое имя, краска для волос, купленная мне Гройсманом, влажные салфетки, расческа, зубная паста со щеткой и пара трусиков. Все остальные вещи ждут меня в ячейке в аэропорту.

Я сбежала!

Продолжение во второй части!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Продолжение во второй части

Харьков

31.01.2021 г