Прижавшееся к Станиславу горячее тело прекрасной девушки, как ни странно, не побуждало к определенным делам. Тем самым, что естественны меж парнем и девушкой. Жрица хорошо понимала, что сейчас ему нужно просто присутствие, но не игры на любовном ложе. Она просто лежала рядом, обняв Станислава и ощущала. Как его помаленьку отпускает то самое, страшное и опасное для души напряжение. Чрез полчаса или чуть больше он должен быть расслабиться и уснуть. Надолго, крепким сном. Только так мучающие его сейчас раздумья не исчезнут, но отойдут вглубь разума. Тогда к ним можно возвращаться без нынешнего надрыва.

Она же сама Немного полежит рядом, пока ее спутник, возможно, ставший более близким, чем ожидалось, не уснет. Потом пойдет дописывать тайные грамотки, что надо будет отослать как в Киев, так и Богумилу, посланнику Хальфдана Мрачного в Йомсборге. Сразу с несколькими вестниками так по одному, так и по другому пути. Каким образом? И тут все продумано заранее.

Войцех и Гавел, два простых, ну о-очень «простых» «слуги». Приросшие за несколько лет личины тупых громил, способных только прислуживать и ничего больше, тут как нельзя более кстати. Сегодня они пойдут гулять по самым дешевым трактирам, где пообщаются со множеством народа. И кто тут за ними следить то станет? А если бенедиктинец Бернард и пошлет своих братьев по вере, то поведение «слуг» будет казаться совершенно нормальным. Да и очень сложно обнаружить, что от одного или другого в руки случайного собутыльника-выпивохи перейдет маленькая, свернутая в трубочку полоска пергамента. Гнезно город большой.

Да, город большой. Значит, есть в нем и те, кто еще помнит и чтит старых богов. Знающему человеку легко таковых найти. Найдя же, попросить о небольших услугах. О нет! Не она этим занималась и не сейчас. Все было сделано до нее, кем-то из таких же жриц или одним из молодчиков Гуннара Бешеного, мимоходом посетившего сей город некоторое время назад. Темны и извилисты пути Тайной Стражи, равно как и жриц Лады.

В любом случае, послания будут оправлены и их постараются доставить как можно скорее. А в них есть все. Заодно и то, что она остается здесь для того, чтобы узнать еще больше. Ведь боги любят отважных Она надеется на это.

* * *

Два дня. Именно столько прошло до тех пор, пока на постоялом дворе не появился Вряд ли это был кто-то из людей Бернарда, скорее всего, простой посыльный. Буркнул что-то невнятное, после чего вручил лист, на котором было написано:

«Незадолго до обеденного времени подходите на дворцовую площадь. Там вас встретят. Помните про праздничные облачения. Михаил, ты можешь облачиться и в кольчугу. При дворе князя Мешко это в почете. Отец Бернард.»

Получив монетку, посыльный, отвешивая поклоны и пятясь, скрылся с их глаз. Вельмира же не удержалась от высказывания.

— Все учитывает, старый вурдалак, жрущий не плоть людскую, но души! Заботится, чтобы мы выглядели так, как подобает, чтобы всем нужным людям запомнились в должном свете. Умен! Тяжело с такими. Но он прав. Придется мне сиять, как дневному солнцу, а тебе, помимо кольчуги и иных частей брони, позаботиться о золотой цепи, перстнях, застежке для плаща. Ты же знаешь, у нас все это есть.

— Есть, — согласился Станислав. Но что еще ты скажешь? Попадем мы пред очи архиепископа Гауденция Нам ведь совсем иное надобно. Я вообще перестаю что-либо понимать.

— Неужто? Я хочу узнать поболее о задумках о разорении Йомсборга, а сделать это можно лишь с позволения князей церкви. А уж если нам удастся донести мысль о найме йомсвикингов против пруссов в интересах как церкви, так и князя Польши, то будет совсем хорошо. Тогда там, — взгляд жрицы Лады скользнул в пустоту, намекая на далекий Киев, — непременно сумеют получить многие выгоды. Подстраиваться будем уже не мы, но они под нас. Хотя

— Что?

— Надежды у меня на то немного. Рим не любит менять уже утвержденное и одобренное. Так что не забивай себе голову излишним, сосредоточься на необходимом, его и так немало. Собирайся, облачайся, времени не столь много. Особенно для меня, женщины, понимающей в красоте нарядов.

Внешность дело отнюдь не последнее, особенно для женщины. Вельмира знала это и сама, но жрицы Лады довели это знание до вершины отпущенного ей богами понимания. Обличья у красоты разные, что ни говори. Одно более всего подходит для очарования зрелого мужа, другое лучше вскружит голову юному парню. Третье напротив, подчеркнет холодную неприступность вкупе с очарованием скорее живой статуи, нежели человека. И это лишь малая часть возможного.

Сейчас Вельмире требовалось нечто совсем иное. Очаровывать христианских жрецов вообще редко когда стоило, тем более вызывающими нарядами. Их они воспринимали как происки прислужников сил сананинских или, на крайний случай, умело изображали подобное. Слухи же, ходившие про Гауденция, родного братца Адальберта Пражского, явственно говорили, что тот аскет, фанатик, не любящий даже напоминания о том, что существует красота женского тела. Зато очень ценил схожесть облика с тем, что изображался на иконах с матерью Христа.

Сложно? Да, но ничего невозможного жрица Лады для себя не видела. Нужно было менять не лицо, а его восприятие другими людьми. Не скрадывать те или иные черты, а подчеркивать пару-тройку тех, которые вызовут тень умиления или хотя бы благожелательности у истово верующего жреца.

Чуть больше часа. Раньше справиться с поставленной перед собой целью у Вельмиры ну никак не получилось. Станислав уже изрядно волновался, потому как время, отведенное на сборы. Неумолимо истекало. Но вот в облик были внесены последние штрихи и вышедшая из комнаты Вельмира-Магдалена поразила его до глубины души. Знал он еще со времени пребывания в Киеве, что жрицы лады способны менять облик. Но чтобы не обличье, а словно бы дух такого сложно было ожидать.

Дорогая, но не вычурная одежда, небольшое количество золотых украшений и та красота, что не вызывает у мужчин почти никакого желания обладать ею. Та, что не от мира сего, что встречается по большей части на иконах и храмовых росписях.

— Для Гауденция? — спросил Станислав, уже заранее зная ответ. А зная, задал второй, не дожидаясь слов от своей спутницы. Бернарда не опасаешься? Ты же глупенькой пани прикидывалась, а тут такое.

— Так я и есть вся такая глупенькая, не от мира сего. Это ты меня облачаешь то так, то эдак. Бернард оценит, зарубку в памяти сделает, в свои более серьезные расклады тебя вставит. И, в благодушие придя, станет более рассеянным, что нам и надобно. Он поопаснее Гауденция будет. Тот всего лишь рука Рима, а этот бенедиктинец скорее более важная часть, хотя и скрывается от людского внимания.

— Но решает не он.

— Не он, — охотно согласилась Вельмира. Он всего лишь пишет в Вечный Город, а на основании его весточек там принимают решения, которые претворют в жизнь такие как Гауденций. В тот змеином кубле все сложно и запутанно, не забивай голову. Не к месту это, да и рано тебе пока еще. Вот потом Ладно, нам действительно пора.

В этот раз никаких неспешных прогулок по улицам Гнезно не ожидалось. Да и будь на то лишний час-другой, все равно никакого удовольствия получить бы не удалось. Сложно наслаждаться красотами города, когда песок неумолимо пересыпается из верхнего сосуда в нижний. С трудом сохранял видимость спокойствия Станислав, лихорадочно перебирала возможные пути-дорожки собственных будущих действий Вельмира. Лишь Войцех с Гавелом были действительно спокойны, ни о чем по сути не тревожась. Два воина под личинами слуг, готовые в любое мгновение броситься на указанные цели. Убить просто или убить, чтобы умереть в бою это их не особенно трогало. Потерявшие слишком многое в этой жизни, они надеялись на встречу с утраченным в следующей. Таких людей почти невозможно уязвить, напугать, потому и использовали им подобных в тех местах, где слишком велик был риск не вернуться.