У мамы невероятно растерянный вид. Смотрю на неё словно со стороны, словно меня тут вовсе нет.

— Это правда? — почти шепчет она.

Я понимаю, что это мои родители, что я должна быть чуткой, мягкой. Но ещё понимаю, что должна постоять за нас с Ромой. Они имеют надо мной слишком большую власть, и если я прогнусь сейчас, то могу и вовсе сломаться. Может, им от этого и станет легче, но именно сейчас я не готова идти на подобные уступки.

Я задираю подбородок и говорю:

— Да, это правда. У меня с Ромой отношения. Мы занимались сексом. Я его люблю.

Последние слова слетают с губ сами по себе, они для меня как логичное продолжение сказанного раньше. Но я так теряюсь, осознавая, что сказала их, что последнее “лю” звучит шепотом. Я это сказала? Призналась, что люблю?

Мама закрывает рот, глядя на меня расширенными глазами, потом переносит ладонь на лоб, и взгляд начинает хаотично метаться по комнате, словно ища спасения в каком-то безопасном закутке.

— Саша… — шепчет мама, и тут появляется папа.

— Не слушай ее, — резко перебивает, — он просто запудрил ей мозги. Ира, это же Борцов! Он столько баб соблазнил…

— Но Саша… — мама только бестолково шепчет мое имя, которое разлетается по комнате пустым звуком.

— Шура невинное создание, как ей было устоять?

Я вскакиваю так быстро, что их внимание невольно приковывается ко мне.

— Он меня не соблазнял, — говорю твёрдо. — Это я. Я сама пришла к нему и попросила.

Мое имя тихим шёпотом снова заполняет комнату, на большее у мамы просто не хватает сил.

— Не слушай ее, — отец ищет спасение от правды, прикрываясь этими словами, — она сейчас что угодно скажет, чтобы его выгородить.

— Пап… — начинаю я, но он резко перебивает:

— Не надо ничего говорить, Шура. Прежде чем прикрывать его задницу, ответь себе самой на один вопрос: что будет, когда Борцов вернётся в Москву?

Он выплевывает эти слова, и они врезаются под кожу острыми иглами, пробираются к самому сердцу и втыкаются в него, словно в набитую ватой игольницу. Я открываю и закрываю рот, и мне не хватает воздуха, мне не хватает мыслей, слов. Их просто нет, как и ответа на этот вопрос.

Отец утягивает маму из комнаты, прикрывая дверь, оставляя меня задыхаться от собственного бессилия.

До вечера я сижу у себя, обняв подушку. Сама не знаю, чего жду. Рома до завтра, скорее всего, не объявится, раз уж я его попросила. Родители не заходят, я слышу, как они говорят вполголоса в соседней комнате, но мое личное пространство никто не нарушает. Словно дают мне время подумать.

И я думаю, больше ничего не остаётся. И все больше понимаю, что не должна сдаваться. Я видела лицо Ромы утром и знаю, что он тоже испытывает ко мне чувства.

Вполне вероятно, это только самовнушение, но оно — моя единственная опора, иначе я просто сойду с ума, переваливая из минуты в минуту этого бесконечного дня. Но я намеренно не тороплюсь, даю родителям время осознать, обдумать. И может, у нас все-таки выйдет разговор.

Именно на это настраиваюсь, слыша папины шаги. Но он меня удивляет, потому что, появившись на пороге с моим телефоном, тычет в экран.

— Откуда эти фото? — задаёт вопрос. Я непонимающе смотрю в телефон. Рома с Кирсановым, в тот день, когда я следила за Борцовым. Перевожу взгляд на папу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

— Он давно решил меня кинуть! — слышу, как папа восклицает на кухне.

В квартире стоит запах сердечных капель, этот приторный аромат дополняет гнетущую атмосферу в квартире, и хочется кричать от отчаяния.

— Ты хоть понимаешь, что это за человек? Он обесчестил нашу дочь! И помимо этого снюхался за моей спиной с Кирсановым! От сделки с которым сам меня отговаривал! Для чего? А я скажу для чего! Ему неинтересно в подрядчиках иметь меня! Сейчас я сам послал его куда подальше, но ты только подумай, каков ублюдок! Там крупная фирма, через которую в дальнейшем можно иметь неплохой процент, понимаешь? Он мог с ними договориться о поставках и срать хотел на наши договоренности, Ира! Борцов не хотел выигрывать тендер! Ему это просто-напросто было не нужно! Наши конкуренты ему с десяток объектов подсуетят ещё, сиди в своей Москве и проворачивай сделки! Он не собирается здесь задерживаться ещё на месяц! Оглашение результатов, и он может валить, вот чего он добивался! А я идиот, что ему верил! Он ведь никогда и не скрывал, что эта дыра ему не по душе и что при первом удобном случае он желает свалить!

Отец разрывается уже какое-то время, а я сижу в комнате на полу, обхватив колени руками. Прижимаюсь спиной к двери, глотая слезы, и постепенно доходят слова отца, словно иголками они впиваются под кожу. Есть в них доля правды. И может быть, я не хочу в это верить, но чувствую, как надвигается нечто неизбежное, что витало в воздухе и до этого. Оно должно было нагрянуть, просто я не готова, что это случится так скоро. Досада и горечь разрывают на части.

Я ведь так недолго была счастлива.

Я ведь так верила, что это продлится ещё немного.

Может, Роману действительно хорошо со мной. Но как он говорит, есть только настоящее. Будущее ему попросту неинтересно. И ведь прав отец: Рома не отрицал, что уедет, и совершенно ничего не обещал.

Я верю, что он был искренен со мной, оттого ещё больнее. Рома не врал по простой причине: он все равно покинет эти места. Но только не через месяц, а сейчас.

Закрываю глаза, и вижу безумный взгляд Борцова, то, с каким лицом он набросился на папу, я его таким никогда не видела, он напугал меня… Только сейчас возникает мысль, я совершенно его не знаю… Мы слишком мало общались для того, чтобы можно было говорить о чем-то большем в наших отношениях. И для Ромы это был просто секс. Может, ему было хорошо, но только на этом все.

Слышу крики папы и непроизвольно прикладываю ладонь к щеке. Она до сих пор саднит, обида отзывается комом в горле, не хочу верить, что все это происходит на самом деле. Но даже сейчас до безумия хочется Роману позвонить. Пусть просто пришлет сообщение, чтобы я себя не накручивала, и как всегда скажет, что все будет хорошо. Но отец телефон вернуть не пожелал и ноутбук унес.