– Извиняюсь, табачком не богаты? – спросил Виктора шедший навстречу молодой щеголеватый подпоручик с артиллерийскими знаками отличия.

– Увы! – развел руками Виктор. – Я вообще не курю.

– Я вот тоже собираюсь бросить. Церковь учит, что это вредно и не угодно Господу. Вы, верно, тоже так считаете?

– Ну если церковь учит, какие могут быть возражения?

– Понятно… Извините. Мое почтение!

«А у меня, похоже, здесь развивается паранойя, – подумал Виктор. – Стоит остаться наедине с мыслями, и в голову лезет всякая чепуха. Например, почему меня не выспрашивают о численности ВС РФ, количестве и расположении ядерных ракет? Конечно, с практической точки зрения здесь это спрашивать глупо, но ведь должен быть у них вроде как естественный интерес? Или о тактике боя, стратегии… ну, хотя бы о крупных сражениях за последние полвека. Ступин сразу намекнул, что видит во мне человека сугубо гражданского, но тем не менее подкинул танк проектировать. А хорошей конструкции танка только знанием шестерен не сделаешь. Его в бою видеть надо, опережающим отражением, так сказать. Штабс-ротмистр знает, что у нас было много фильмов про войну? Мемуаров, военно-исторических форумов? Но откуда? Тут ничего подобного нет. В СССР перед войной куча фильмов, как будем супротивника громить, здесь – тишь да гладь. Ну да, здесь же войну неизбежной не считают. Гитлер у нас союзник. Может, Ступин полагает, что с нашим опытом войн наше поколение стопудово готовили к очередной? А откуда он знает про весь наш опыт войн? Да и история наша ему как-то до фонаря. Или все еще впереди? Я просто комплексую. Я просто комплексую, потому что сейчас тридцать восьмой, и я думаю, что война обязательно будет в сорок первом. Интересно, где ее встретит тот подпоручик? На границе? Погибнет в первые дни? Сколько вокруг меня вообще ходит народу, что безвременно погибнет через три – пять лет? Может, это подпоручик, может, те девчонки, что крутят скакалку во дворе не нашего дома, может, это Таня или Веселина. Может, это Зина, которая учит в школе про пестики-тычинки и мечтает стать врачом на полярной станции. Может, это Ковальчук, который сейчас в уральском поселке в чижа играет и смотрит, как геодезисты забивают колышки для будущего завода. Они же все, все здесь, и из второй реальности, и из первой, и мои будущие родители, и их тоже могут убить, и тогда меня в этой реальности никогда уже не будет. Ни-ко-гда».

Перед Виктором стояла колонка. Старая добрая чугунная колонка с изогнутой ручкой. Он подошел и нажал ее привычным движением – в недрах земли что-то заклокотало, и из изогнутого хобота, брызгаясь, вырвалась тугая холодная струя. Виктор подставил ладонь и смочил себе лоб.

«Стоп. Надо прийти в себя. Отвлечься. Занять себя чем-нибудь. Сходить за продуктами к общему столу, например: Катерина на всех готовит, надо и ей что-то приносить. Да, и насчет сугубо штатского тоже вопрос. Могу, например, им присоветовать для солдат разгрузку сделать – простая вещь, а додумались поздновато. Или вот сапоги. Судя по дворнику, до кирзы еще не додумались? А армия в чем ходит, пехота? Ботинки с обмотками? Непрактично. Надо кинуть идею. А к зимнему обмундированию – финские шапки и теплые хабе…»

По пути он еще вспомнил, что надо купить зонтик.

– Сейчас каникулы, и большинство поразъехалось, – суетилась Веселина, – остались только те, кто подрабатывает в городе. В городе проще с заработком, а в семестр можно найти только такую работу, которая неполный день, да и в основном работников нанимают на дневную, а днем занятия.

Клубный зал рядом с холлом серого прямоугольника первой и единственной общаги института был полон, кое-кому даже пришлось тащить табуретки. Сам зал напомнил Виктору аудиторию большой грифельной доской на стене; впрочем, остальная обстановка была отнюдь не аудиторная: по одну сторону от доски в углу стояли иконы с рушниками и лампадкой, а в углу по другую сторону – большая телефункеновская радиола. Сверху, над доской, красовался лозунг на голубой материи с золотыми старославянскими буквами в виде трехстиший в две колонки:

Господь всегда живой,

Господь всегда с тобой…

«Где-то я это уже слышал», – подумал Виктор[23]и спросил Веселину, обязательно ли креститься на иконы в красном углу.

– Не будем формалистами, – уверенно ответила она. – Христос учил молиться всевышнему в сердце своем.

– Точно. А еще он храмы от торгашей зачищал и раздавал гуманитарную помощь.

Веселина захихикала и ухватила Виктора за рукав:

– С вами не соскучишься! А как объявить тему вашей лекции? Ну выступление же ваше сначала будет, потом вопросы пойдут. Все обычно так делают. Какая у вас тема будет?

– Э-э-э… Назовем так: «Цифровые технологии в современном… современном нашим потомкам мире».

– Здорово! Будем глядеть на мир глазами будущего! Я пошла объявлять. Вы волнуетесь?

– Нет.

– А я всегда волнуюсь. Пожмите мне руку на счастье. Вот так. Ну я пошла.

Веселина вышла на середину перед доской и замахала рукой.

– Тише, господа и дамы! Ну не шумите!

«Как-то немного искусственно тут звучит – «господа и дамы». «Товарищи» куда как ближе. Или «ребята». Наверное».

– Сегодня у нас радостное событие, – продолжала Веселина несколько кокетливым тоном, каким обычно говорили актрисы в довоенных звуковых фильмах. – Сегодня к нам на встречу пришел известный писатель Еремин! Он здесь, в зале! Прошу вас!

Виктор понял, что надо выходить; его встретили аплодисментами. Глядя в зал на веселые физиономии, он вдруг ощутил тот давно позабытый задор, как когда-то, в актовом зале еще не построенного здесь Нового корпуса, он выходил на сцену читать свои стэмовские миниатюры. Ну что ж, пусть будет как в СТЭМе, нашем добром старом СТЭМе…

– Я расскажу вам о мире, который вам предстоит увидеть через много лет. Мире, в котором цифры научились говорить, петь, играть музыку, показывать кино, работать телефонистами, водить космические корабли и предсказывать погоду. Пусть этот мир придет к вам, как долгожданный: смело осваивайтесь в нем, покоряйте его и завоевывайте в нем свои места под солнцем…

И тут Виктор понял, что для здешней публики будет мало чисто внешнего описания. Все-таки люди технически грамотные, и описание для чайников их не устроит. А если объяснять, то надо разъяснить, что такое процессоры, оперативная память, интерфейсы и вообще что такое программа и двоичная система… К счастью, в памяти у него всплыла заметка из «Юного техника» за тридцать лет вперед, как пионеры-артековцы решили изобразить ЭВМ, строясь в шеренги и поднимая руки: поднятая рука – это единица, а опущенная – ноль. Заменив пионеров гимнастами, Виктор начертил на доске порядок построения в этом живом процессоре, кто куда должен ходить и что делать, чтобы это работало. Похоже, что это произвело впечатление – в аудитории повисла мертвая тишина, и Виктора просто поедали глазами, ловя каждое слово. Общая архитектура ЭВМ и сетей и перевод разнообразной информации в цифровую форму пошли уже как по маслу.