— Коли беретесь за такое, ваше высочество, надо думать и о том, как прибирать будете.

— ну так и прибери, — парировал Эдвин, — ты мне зачем?

Эсвис также неторопливо спрятал в карман табакерку и сухо заметил:

— Я-то приберу, я вашему отцу верой и правдой служил. И вам буду, — сделал ударение на слове «вам», — но мы не одни, вокруг есть и другие люди. И не со всеми вам так повезет, как с герцогом Велье. не все помирают столь внезапно. многие напакостить успевают. Или сказать чего лишнего…

Эдвин пожал плечами и отвернулся. Герцог Велье стал перевернутой и почти забытой страницей. Мартин все сделал хорошо и незаметно. Впрочем, уже и Мартина не было… По крайней мере, так было сказано в записке от Эскиса.

— Давайте пройдем в гостиную, — снова зазвучал сонный голос Эскиса, — у меня к вам разговор, ваше высочество.

Эдвин снова посмотрел на роскошную туфлю ле Гранжа и застывшее в вечном покое лицо Лафии. на мгновение ее стало жаль, но он тут же себя одернул: король не может позволить, чтобы в его дела совали нос всякие вздорные женщины. она сама была во всем виновата.

— Идемте, идемте, а мои люди пока приберут…

И, подавая пример, он бодро прошагал к двери и распахнул ее. В комнату вошли два крепких мужчины, и Эскис кивнул на распростертое тело.

— В реку ее. Утопилась от несчастной любви.

А сам, не задерживаясь, вышел. Эдвину ничего не оставалось, как следовать за бывшим отцовским советником, который задорно катился впереди, как тот стеклянный шарик…

миновав длинную галерею, они оказались в небольшой гостиной, выдержанной в изысканных сиреневых тонах, и там Эскис остановился, огляделся по сторонам.

— Присаживайтесь, ваше высочество.

И, не дожидаясь, пока Эдвин сядет, отодвинул себе стул и тяжело на него опустился. Закинул ногу на ногу.

«Интересно, он думает, что сможет мной управлять?»

Эдвин хмыкнул и так же неторопливо уселся на свободный стул. Копируя позу Эскиса, сцепил пальцы на колене и замер, выжидая.

Советник смерил его задумчивым взглядом, затем почесал щеку и сказал:

— ничего не хотите мне сказать о том, откуда у Мартина взялись сведения о том, что это герцог Велье приказал убить семью своего брата? Я бы предпочел, ваше высочество, чтобы вы от меня не пытались утаивать мотивов своих действий… Знаете, так и правда будет лучше. Вот сказали бы сразу, что Мартин отправился с вашим заданием, и не плели бы ерунду о том, что он поехал к родственникам…

— Вы меня за этим сюда позвали? — Эдвин без труда выдержал тяжелый взгляд собеседника, — с чего я должен отчитываться, Эскис? мой отец тоже отчитывался о каждом своем шаге?

— Возможно, вы будете удивлены, но — да, — прошелестел советник, — это пошло на пользу всем.

Эдвин нахмурился. ну, да. Конечно, это выглядело несколько глупо, когда тело Мартина обыскали и нашли писанное самим герцогом Велье признание. Это ж как Мартин расстарался! Эта бумага полностью оправдывала самого Эдвина и обеляла его в глазах придворных, да и всех подданных.

С другой стороны, то, что он действовал, ни с кем не делясь своими замыслами, позволяло быть на шаг впереди. А ну как… допустим, Эскис не был столь верен короне, как то описывал? тогда бы Велье ждал Мартина с распростертыми объятиями. И никакая темная магия не спасла бы от арбалетного болта, летящего в сердце.

И, словно вторя мыслям Эдвина, ле Гранж весомо произнес:

— Я верен вам, ваше высочество, слышите? Я присягал вашему отцу, беречь вас. И, кстати, вот…

Его пухлая рука нырнула во внутренний карман, и Эдвин увидел сложенный вчетверо лист бумаги.

— Это то, что мы нашли у Мартина, — по губам советника скользнула тонкая улыбка, — в самом деле, ваше высочество, нам бы лучше объединять усилия. тогда, быть может, и ковры не придется менять. Сама бы утопилась. А сейчас позволю себе откланяться, ваше высочество. Приятного дня.

И, с мрачной торжественностью вручив Эдвину бумагу, советник коротко поклонился и вышел.

Эдвин дождался, когда стук его кожаных каблуков по паркету стихнет, а потом развернул послание — и даже не удивился, увидев меж строк брызги высохшей крови.

он понятия не имел, как Мартин заставлял герцога написать то, что было изложено, но, наверное, это было страшно и больно: буквы прыгали и расплывались кляксами. Видать, не до каллиграфии было.

«Я, герцог Велье, пишу это признание по доброй воле и находясь в здравом рассудке. Я приказал убить семью брата своего, барона Велье, потому что по завещанию он имел права на серебряный рудник, что в …ских землях, я же хотел его присвоить. Кроме того, признаю, что, пользуясь полученными от осведомителей сведениями, подослал убийцу с целью убить принца Эдвина Лоджерина для того, чтобы мои потомки могли претендовать на престол…»

Последнее предложение Эдвин перечел дважды — смысл все никак не доходил, рассыпаясь осколками, словно фарфоровая ваза, упавшая на пол.

«Кроме того, признаю, что, пользуясь полученными от осведомителей сведениями, подослал убийцу с целью убить принца Эдвина Лоджерина для того, чтобы мои потомки могли претендовать на престол…

— Да как так-то? — пробормотал Эдвин, — как это они так сыграли? Это же… это же папаша хотел от меня избавиться!

но признание было перед ним, писаное герцогом Велье перед тем, как Мартин его убил.

И в этом признании говорилось о том, что убийцу подослал герцог.

не король.

Герцог…

на мгновение Эдвину сделалось очень холодно — как будто он очутился в самом сердце ледяной глыбы. А перед глазами — то, как стелется под ноги ночная тропа, и он требует, чтоб Мартин убил папашку, потому что… кровь бросилась в голову, страшно бухая вместе с пульсом.

Верги. так он… ошибся, выходит?

И отец действительно хотел его спасти?

озноб пробирал до костей, Эдвин невольно обхватил плечи руками.

то есть, он приказал убить отца, совершенно искренне веря в то, что тот хотел избавиться от неугодного сына.

А во всем был виноват Велье, этот вергов Велье!

«надеюсь, умирал ты мучительно», — подумалось Эдвину.

он потер ладони, разгоняя в пальцах кровь. ну надо же… как досадно. Вспомнил матушку, как она уезжала в монастырь, чтобы умереть там спустя несколько лет… А он, маленький еще, смотрел из окна. Ему даже не дали попрощаться…

Эдвин передернул плечами. Что ж… ошибся, бывает.

но, собственно, и жалеть здесь было не о чем. И некого.

— туда тебе и дорога, папенька.

И снова попытался воскресить в памяти дорогое лицо матушки, и снова ничего толком не получилось: черты оплывали, размазывались. Вместо лица — расплывчатое пятно, и только иногда удается выхватить какие-то отдельные черты. Выбившийся из прически пушистый локон. Сжатые губы. Родинку на щеке…