– В поле зрения ученых она попала после того, как оказалась в Бельгии. Из России ее вывез офицер-эмигрант Изенбек. До этого она хранилась в библиотеке помещичьей усадьбы где-то в центральной полосе России. Усадьба в Гражданскую войну была разрушена, здесь Влесову книгу и заметил Изенбек. Вероятно, он был достаточно образованным офицером, чтобы понять ценность книги, поэтому взял ее с собой за границу.

– У подавляющего большинства эмигрантов было другое представление о ценностях, которые пригодятся за границей: увозили золото, бриллианты, а тут деревянные дощечки с непонятным текстом, – вскользь заметил Окладин. – В то время даже самому образованному белогвардейскому офицеру было не до спасения памятников древнерусской культуры, лишь бы ноги унести.

– Я не знаю, что за человек был Изенбек, но факт остается фактом – Влесова книга оказалась за границей.

– А может, она в России и не бывала?

– Как это не бывала?

В голосе Окладина прозвучала ирония:

– Влесову книгу мог написать какой-нибудь образованный русский эмигрант, а для достоверности придумал историю с вымышленным офицером Изенбеком. Схема нехитрая, точно так же граф Мусин-Пушкин называл владельцем «Слова о полку Игореве» умершего архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского.

– А скептики вроде вас придумывают гениального фальсификатора, чтобы только принизить уровень русской культуры, – вскипел Пташников.

Я опять был вынужден вмешаться в их спор и поинтересовался, о чем Влесова книга.

– Построена она иначе, чем Повесть временных лет, где изложена погодная хроника, – ответил Пташников. – Здесь, наряду с событиями истории, излагаются ритуалы и обычаи, звучат призывы любить родную землю и крепить единство перед врагами. Автор обладал такими познаниями, которые недоступны самому талантливому фальсификатору. И это не мое личное мнение – такой отзыв о Влесовой книге был приведен в отчете конгресса славистов, состоявшегося в Софии в 1963 году.

Я спросил, где можно прочитать Влесову книгу.

– Полностью ее текст до сих пор не опубликован, только несколько отрывков. Из них стало известно о войнах, которые вели славянские племена, о праотцах Богумире и Оре, что руси – это «внуки Даждьбо-га». Между прочим, это же сочетание есть и в «Слове о полку Игореве», автор которого пользовался еще языческой мифологией.

Я искренне удивился, почему же Влесову книгу не издали, если она представляет такой большой интерес.

Краевед язвительно пояснил:

– Содержание Влесовой книги столь необычно, что рушит все известные представления о древней славянской письменности, культуре, истории. Некоторым ученым она стала бы как нож в сердце, публикация ее перечеркнула бы не одну кандидатскую и докторскую диссертации. Даже как следует не ознакомившись с Влесовой книгой, они загодя объявили ее фальсификацией, подделкой.

– Вы слишком упрощаете дело, – строго поправил краеведа Окла-дин. – История появления на свет Влесовой книги, пожалуй, даже больше, чем в случае со «Словом о полку Игореве», напоминает плохо написанный детектив. Поэтому сомнения вполне естественны. Прежде чем опубликовать Влесову книгу, необходимо провести ее серьезное изучение специалистами.

– Для того чтобы изучить материал, надо его видеть! Как можно вести серьезный, принципиальный спор, если произведение не напечатано?

– Публикация рассчитана на широкий круг читателей, а прежде этого Влесову книгу должны изучить ученые, – непримиримо стоял на своем Окладин.

Но и краевед не думал уступать своей позиции:

– Влесова книга – достояние народа! Замалчивать ее, значит, отстранять от дискуссии миллионы образованных читателей. Если бы таким же образом подошли к «Слову о полку Игореве», то его текста мы вообще бы не узнали, а на «Слове», как правильно было замечено, вырос талант Пушкина. Консерватизм мышления – вот что мешает издать Влесову книгу. Я не сомневаюсь, рано или поздно ее все равно опубликуют, но обидно, что пока верх берут ученые, которые боятся ломки старых представлений, как кисейные барышни сквозняка[1].

– Значит, вы полностью исключаете мистификацию? – снисходительно улыбнулся Окладин.

– Я не вижу, какими соображениями должен был руководствоваться мистификатор: ни известности, ни материальной выгоды Влесова книга ему не принесла.

– Мистификаторы бывали разные, в том числе и бескорыстные. Например, некий Александр Иванович Сулакадзев. Он с полной серьезностью демонстрировал в своей коллекции древностей камень, на котором якобы, отдыхал после Куликовской битвы князь Дмитрий Донской, деревянный костыль, по его утверждению принадлежавший Ивану Грозному, и прочие «древности», которые были им выдуманы не ради денег, а исключительно по складу характера. Вероятно, он никак не мог смириться с потерей подлинных исторических памятников и восполнял их отсутствие подделками.

– Этот Сулакадзев никакого отношения к Влесовой книге не имеет!

– Кто знает, может, вы и правы. Однако есть некоторые обстоятельства, которые заставляют вспомнить его в связи с Влесовой книгой. Сулакадзев оставил каталог своей библиотеки, а в нем наряду с подлинными старинными книгами есть явные подделки вроде «Молитвенника святого великого князя Владимира, которым его благословлял дядя его Добрыня» или «Боянова песнь Славену». Видимо, ему не давало покоя, что Боян в «Слове о полку Игореве» упоминается, а произведений его не сохранилось, вот он и решил восполнить пробел.

– При чем здесь Влесова книга? – начал терять терпение краевед.

– А при том, что среди прочих подделок у Сулакадзева была рукопись «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах». В пояснении указывалось, что рукопись описывает события пятого или шестого века, написана стихами, на древнем пергаменте, представляет собой ответы идолов, описание древних обычаев. Как видите, от этой рукописи тому же Сулакадзеву, как мистификатору, к Влесовой книге достаточно было сделать один шаг. А терпение и кое-какие познания у него имелись – даже Державин поверил в подлинность его «Бояновой песни» и «Велесовых вещаний», больше того – несколько отрывков из них перевел и опубликовал.

– Эти рукописи сохранились? Их можно увидеть? – спросил я.

– После смерти Сулакадзева его жена пыталась продать библиотеку мужа-антиквара целиком, но столько запросила, что желающих ее приобрести не оказалось. Знатокам была хорошо известна подлинная ценность этой «уникальной» библиотеки. Позднее она разошлась по рукам, а «Боянова песня» и «Велесовы вещания» куда-то исчезли. Я не удивлюсь, если выяснится, что Влесова книга тоже была сделана Сулакадзевым. Хоть и трудоемкое дело – вырезать текст на доске, но такого человека никакие трудности не остановили бы. Его мог привлекать сам процесс создания подделки.

Пташников терпеливо выслушал Окладина, но остался при своем мнении:

– Влесову книгу нельзя подделать. В таком случае мистификатор на долгое время обрек бы себя на самый неблагодарный, мученический труд – ему пришлось бы все придумывать заново: мифы, религию, обычаи, даже письменность. И только ради того, чтобы получить сомнительное удовлетворение от восполненного пробела или процесса изготовления подделки? Никогда в это не поверю.

– Точно мы не можем знать,