Той весной мы отыграли самый большой концерт в своей жизни на фестивале «Коачелла». Мы играли целый час, и на песню «Regulate» к нам вышел Уоррен Джи. Каждый раз, когда мы с Адамом выступали, мы узнавали у Уоррена Джи, может ли он выступить с нами, – и, если ему удавалось приехать на концерт, мы заканчивали программу песней «Regulate», отчего зрители просто сходили с ума. Уоррен Джи и его ребята никогда не видели ничего похожего на «Коачеллу». Когда мы ушли со сцены, они часами смотрели на толпу зрителей как завороженные, особенно на девушек под экстази, танцующих тверк на плечах у парней. Я же хотел посмотреть концерт Killers, но у них оказалось много пиротехники, а я был к этому не готов.

Это выступление на «Коачелле» привлекло к нам много внимания. До этого многие слышали о нас только то, что мы «диджей и барабанщик, которые чуть не погибли в авиакатастрофе». Большинство диджеев на фестивале были вроде Deadmau5 – уже широко известными. И вдруг мы тоже оказались в самой гуще событий.

После нашего концерта я виделся с Биллом Фолдом, моим бывшим соседом и менеджером Aquabats, – он был одним из основателей фестиваля «Коачелла» и рекламной кампании «Голденвойс». Он сказал мне: «Я слышал, что вы наделали шума, ребята, но не знал, чего ожидать. Единственное, что мне было известно, – это что Адам играет ремиксы на топ-40 популярных хитов в ночных клубах. Я пригласил вас по любви. И у меня просто челюсть отвисла. Вы, ребята, были чертовски великолепны».

Перед тем как воссоединившиеся Blink-182 стали давать концерты, мы устроили фотосессию с Майклом Мюллером. Я пришел туда, а он придумал, что мы будем стоять и держать в руках фейерверки. Я выписался из ожогового отделения пару месяцев назад, так что мне от этого было не по себе, но я не хотел жаловаться или заставлять Марка и Тома чувствовать себя неловко. Я зажег сигнальную ракету и попытался поймать одну волну со всеми, но не смог, и мне пришлось признаться: «Я не могу. Я готов просто фотографироваться, но не могу находиться рядом с пламенем». Стоя в огне и дыму, я как будто бы в шутку говорил о том, что у меня обгорело 65 процентов поверхности тела. Когда я высказался, ребята меня поняли.

В июле Blink-182 отправились на гастроли в честь воссоединения в Лас-Вегас. У нас не было особой постановки: ни масштабного светового шоу, ни таинственного клавишника на сцене, ни гитариста за кулисами. Большинство рок-групп сейчас выступают именно так. Нас было всего трое, и мы делали то, что должны были делать. В тот вечер мы с группой играли в «Hard Rock Cafe», а потом мы с Адамом выступали на афтепати в ночном клубе «Рейн» и исполняли все свои ремиксы с «Коачеллы», только в обратном порядке. Мы просто отжигали.

Мы с Адамом ушли со сцены, и руки у меня были все в крови, потому что за один вечер я играл больше четырех часов. После шоу мы несли всякую чушь и развлекались как могли, а потом Адам сказал: «Трэв, всё плохо, чувак. Мне хочется упороться наркотиками и послать все к черту». Я подумал, он имеет в виду, что ему плохо после авиакатастрофы, то есть еще не пришел в нормальное психическое состояние. Мы оба были психологически травмированы, но в тот момент Адаму было хуже, чем мне. Когда он это сказал, я вспомнил, как он приходил ко мне в репетиционную комнату, где лежали кучи травки, брал травку, окунался в нее лицом, вдыхал запах и говорил: «Когда-нибудь, в один прекрасный день… Я смогу выкурить косяк на пляже». Он знал, что у него зависимость, – когда он употреблял много наркотиков, его вес перевалил за сто тридцать килограммов. Он знал, во что превращается его жизнь, когда он теряет контроль, поэтому я не думал, что мой друг и правда хочет «упороться наркотиками и послать всё к черту», – но это были последние слова, которые я от него услышал. Они всё звучат и звучат у меня в голове.

Следующие пару недель я гастролировал с блинками. Я написал в «Твиттере», как здорово снова давать концерты со своими братьями. Адам оставил комментарий: «Надеюсь, это не значит, что мы с тобой больше не будем играть, бро. Я знаю, что тебе нравится играть с ними больше, чем со мной, но надеюсь, мы еще выступим вместе».

Я ответил: «Ты шутишь, бро? Я обожаю с тобой играть. И ни на что на свете не променял бы нашу музыку. Я просто говорю, как хорошо, что наша группа снова вместе».

Потом мы поехали выступать в Нью-Йорк, и я написал Адаму сообщение: «Йоу, я в Нью-Йорке, давай встретимся». Он не ответил.

Меня и так всё время одолевали тревожные мысли, так что я старался чем-нибудь себя занять каждую минуту. Вечером 29 августа у блинков был запланирован концерт в Хартфорде, штат Коннектикут, а днем я работал в студии с рэп-группой Slaughterhouse над треком для своего сольного альбома. Пару недель назад я прислал им бит, они были в восторге, так что мы встретились, чтобы поработать над этой композицией.

У них был небольшой перерыв, и я увидел, как несколько человек собрались вокруг ноутбука и что-то обсуждали. Я подошел посмотреть, что там такое. Дэниел протянул мне ноут и сказал: «Мне жаль, Трэв».

В новостях говорилось, что Адам умер, вероятно, по причине передозировки наркотиками. Я был в шоке: у меня как будто камень стоял в горле. Парни из Slaughterhouse пытались меня утешить – они тоже знали Адама, – но я даже говорить не мог. Мне казалось, умерла какая-то часть меня. Я разрыдался и ушел из студии[57].

Адам поехал в Нью-Йорк и никого с собой не позвал. Обычно с ним ездил один из наших менеджеров, а еще у него тогда была девушка, но он специально поехал один – из того, что нам удалось узнать, мы сделали вывод, что он решил в одиночестве накачаться наркотиками и чтобы некому было его остановить. У него в горле обнаружили десять таблеток оксикодона. От одной таблетки уже развозит, и я задавался вопросом: неужели он просто не знал новых лекарств? Может, он ошибся в дозировке, потому что в те времена, когда он был наркоманом и весил сто тридцать кило, ему нужно было гораздо больше таблеток? Может, он сделал это нарочно? Я не знаю. И я всё время об этом думаю.

ЛОУРЕНС «ЭЛ ВИ» ВАВРА (менеджер)

Адам был одним из лучших людей, которых я знал. Он был милым парнем, хотя слишком много думал не о том, о чем нужно. Он любил зарабатывать деньги, любил тратить деньги, любил общаться. Обожал женщин. Мы только приедем в отель, а он уже сидит в нескольких гаджетах и переписывается с тремя-четырьмя девушками одновременно. Во время долгих перелетов ему никогда не хотелось говорить о своей карьере. Он всё время спрашивал: «Йоу, что думаешь о вон той цыпочке?»

Известие о его смерти настолько всех потрясло, потому что от него этого никто не ожидал, – он помог стольким людям, что мог бы и сам попросить о помощи, если она ему требовалась. Он помог моему брату бросить пить. Он двадцать раз пытался заставить Трэвиса бросить наркотики.