Правда, в будущем объект его нападения станет вести совершенно иную жизнь. Возможно, самыми тяжелыми симптомами несмертельного отравления посконником морщинистым являются бредовое состояние и слабоумие. Человек, которого он собирался отравить через несколько минут, выживет, но надолго останется буйнопомешанным.

Билли сожалел только об одном: его жертва будет неспособна ощутить жгучую, невыносимую тошноту и боль в животе, которые вызывает посконник. Линкольн Райм ничего не ощущал ниже шеи. Рвота, тремор и другие симптомы станут неприятными, но не такими ужасными, как у человека с полностью функционирующей нервной системой.

На перекрестке Билли свернул на запад и вошел в ярко освещенный китайский ресторан, пропахший чесноком и горячим маслом. Отправился в туалет, где оставил пальто со шляпой и надел комбинезон.

Выйдя снова на воздух и убедившись, что на него не обратили внимания ни клиенты, ни работники, Билли пересек улицу и вошел в служебный проезд, который приведет его к задней стороне дома Райма.

В этом тупике стоял резкий запах, слегка похожий на аромат в китайском ресторане, но здесь было сравнительно чисто. Дорога представляла собой старую булыжную мостовую и пятна асфальта с лужами, подернутыми ледком. У кирпичных стен стояли несколько мусоровозов. Несколько таунхаусов, в том числе и Райма, и большой многоквартирный дом словно отступили в этот район.

Увидев видеокамеру на задней стороне таунхауса Райма, Билли сделал вид, что проверяет электропроводку. Зайдя за мусоровоз, словно в поиске ненадежной изоляции, Билли скрылся от видеокамеры и подошел к двери дома. Достал из футляра от зубной щетки шприц с треметолом и сунул его в карман.

Треметол, прозрачная жидкость, представляет собой спирт и мгновенно смешается с тем, что, как выяснил Билли, является любимым напитком Райма, – односолодовым шотландским виски. Притом яд будет безвкусным.

Ладони у Билли вспотели, пульс участился. Насколько он знал, у Райма сейчас могли находиться десять вооруженных полицейских. Его вполне могут заметить, когда он станет выливать треметол в бутылку. И, возможно, застрелят на месте.

Но Модификация, естественно, предполагала риск. С какой важной миссией было по-другому? Так что надо просто продолжай свое дело. Билли достал одноразовый телефон и набрал номер. И почти сразу услышал:

– Полиция и пожарная охрана. Что у вас случилось?

– В Центральном парке человек с пистолетом! Нападает на женщину.

– Где вы находитесь, сэр?

– Он с пистолетом! Наверно, хочет ее изнасиловать!

– Да, сэр. Где вы? Где именно?

– Центральный парк, запад, примерно… Не знаю. Это… м-м… ну, перед зданием Сентрал-Парк-Уэст триста пятьдесят.

– Кто-нибудь пострадал?

– Наверное! Господи! Пришлите кого-нибудь.

– Опишите его.

– Чернокожий. Тридцати с лишним лет.

– Как ваша фамилия?

Билли отключился.

Через шестьдесят секунд Билли услышал вой сирены. Он знал, что двадцатый участок, расположенный в Центральном парке, находится поблизости. Снова сирены. Десятки полицейских машин, догадался он.

Билли подождал, пока сирены не стали громче: они должны привлечь внимание всех в таунхаусе. Решив, что никто не может увидеть монитор безопасности, Билли уверенно пошел к задней двери Райма. Снова остановился и огляделся. Никого. Он повернулся к замку.

Впоследствии полицейские смогут просмотреть пленку из видеокамеры – если на ней хоть что-то записано – и заметить злоумышленника. Но они увидят только смутный силуэт с опущенной головой.

А тогда уже будет слишком поздно.

– Что там такое, черт возьми? – рявкнул Райм.

Криминалист и Мел Купер находились в передней прихожей таунхауса, дверь была открыта. К ним присоединился Рон Пуласки. Они смотрели на улицу, заполненную полицейскими автомобилями, двумя грузовиками ОБР и двумя машинами «Скорой помощи». Синие, белые, красные огни тревожно мигали.

Купер и Пуласки держали руки возле пистолетов. Том был наверху, возможно, наблюдал из окна спальни. Пять минут назад Райм услышал неистовое завывание, становившееся все громче, когда машины ОБР мчались по улице. Он думал, что они поедут дальше по Сентрал-Парк-Уэст, но машины остановились у соседнего с северной стороны дома. Пронзительное завывание продолжалось еще несколько секунд, потом постепенно смолкло.

Неотрывно глядя наружу, Райм сказал:

– Мел, позвони в Центр. Выясни.

Сперва он предположил, что этот инцидент имеет какое-то отношение к нему, – может быть, Икс предпринял фронтальную атаку на таунхаус, – но потом заметил, что внимание обращено на сам парк и никто из участвующих в операции полицейских не приближается к его дому.

Купер поговорил с кем-то в диспетчерском управлении и положил трубку.

– Нападение в парке. Чернокожий тридцати с лишним лет. Возможно, попытка изнасилования.

– Угу.

Они продолжали наблюдать еще три-четыре минуты. Райм оглядывал парк. Сквозь туман и усилившийся дождь со снегом почти ничего не было видно. Изнасилование? Он знал, что жажда секса гораздо более импульсивна, чем жажда денег, и более сильна. Но в такую погоду?

Райму стало любопытно, выпадет ли ему жребий заниматься местом этого преступления, и он подумал, что при ледяном дожде отыскать улики будет сложной задачей.

Это напомнило ему о Лоне Селлитто, который обычно бывал представителем полицейского управления и вел с ним переговоры относительно потенциальных работ. Детектив по-прежнему находился в палате интенсивной терапии и не приходил в сознание.

Райм отбросил мысль об изнасиловании или попытке изнасилования. Вместе с Пуласки и Купером они вернулись в гостиную-лабораторию, где анализировали улики, которые привезла Шайен Эдвардс, – находки с места преступления в квартире Пам Уиллоуби.

Их было немного, хотя Икс ушел в такой спешке, что бросил шприц, которым колол Сета, и пузырек с ядом, который, видимо, хотел ввести молодому человеку. Это вещество было получено из растения «белый воронец», называемого еще «кукольными глазками», потому что его ягоды походили на глазные яблоки. Этот яд, объяснил Купер, был кардиогенным – вызывал остановку сердца. Из всех ядов, что использовал Икс, этот действовал наименее мучительно, без болей, вызываемых отравами, поражающими желудочно-кишечную и почечную системы.

Райм заметил, что Рон Пуласки смотрит на свой телефон. Его лицо заливал легкий голубой свет.

«Его интересуют сообщения или время?» – подумал Райм. Мобильники теперь все чаще использовали как часы.

Пуласки выключил телефон и сообщил Райму:

– Мне пора.

Значит, время. Не эсэмэски.