Сергей поймал себя на том, что готов лично отправиться в Зоологический музей и подробнее присмотреться к древнему чучелу. На предмет породы и пола.

– Ань, – спросил он, – ты случайно не в курсе, лошадка эта… Лизетта… она там в попоне стоит?

Аня совершенно правильно истолковала вопрос.

– Ты знаешь, – сказала она, – когда делают чучело, они у него всё отре…

Возможно, у «массовика-затейника» имелись насчёт петровского коня ещё штук пять версий, но его ораторский изыск был остановлен появлением следующего участника состязаний.

Поле было готово, маршрут – в полном порядке…

На красивейшем вороном жеребце в манеж выехал всадник в военной форме, с майорскими погонами на плечах.

– А это кто? – поинтересовался Серёжа.

– Вася Гудзюк, ЦСКА. Опытнейший мужик… – Аня со жгучим интересом следила за всадником. – Техника – зашибись…

Рысью, изящно привставая на стременах, Василий Гудзюк описал круг по манежу и замер в центре поля. Только розовые пятна на побледневшем лице выдавали внутреннее напряжение…

Присутствующие приготовились услышать традиционное: «На старт приглашается…», но вместо этого вновь зазвучал голос радиобалагура:

– Внимание! Уважаемые дамы и господа, меня попросили передать кратенькое сообщение: «Гостя наших соревнований господина Путятина убедительно просим срочно пройти в оргкомитет соревнований». Повторяю…

Всадник на манеже, для которого это было равносильно толчку под руку в самый ответственный момент, вскинул голову и посмотрел на судейскую ложу.

Сергей повернулся к Ане:

– Это что, твоё объявление подоспело? Когда ты меня потеряла?..

– Да я никакого объявления не давала, хотела только. – Аня удивлённо пожала плечами.

– Всё ясно. – Сергей уже поднимался с сиденья. – Вот выйдем сейчас, а на нас десять человек с монтировками… А что, может, правда швед бучу поднял? Ну, из-за моего визита…

– Я в детстве когда-то месяц каратэ занималась, глядишь, вспомню чего, – подытожила Аня. – Ну, пошли! Сразу и выясним…

В оргкомитете почти никого не было, только девушка-секретарь сидела за столом, разговаривая с кем-то из представителей команд. Все остальные занимались делами – кто в зале, кто в судейской коллегии.

Однако вызов, переданный по трансляции, оказался самым что ни есть настоящим. Навстречу Ане с Сергеем поднялся незнакомый мужчина. Где-то под сорок, худощавый, широкоплечий, повыше среднего роста. В руках он держал вместительный старомодный портфель.

«Панаморёв! – догадался Сергей. – Следователь! Приехал-таки!.. Антон, как там дальше… – И запаниковал: – Георгиевич? Геннадиевич?..»

«А дядька со вкусом, – отметила про себя Аня. – Рубашка пёстрая, клетчатая, а костюм серый – нормально. Умный, наверное…»

Лицо под короткой стрижкой было самое обыкновенное. Загорелое, но не сильно – даже на юге не больно-то загоришь, просиживая в кабинете. Небольшие залысины, резкие скулы, прямой острый нос… Выражение – непроницаемое. Профессионал. А вот глаза…

В «зеркале души», как сразу определила Аня, скрывалось застарелое невеселье. Или, может, просто усталость? Нет. Карие глаза были определённо печальными. Одинокими. И вообще, если присмотреться внимательней, была в «дядьке со вкусом» какая-то… неухоженность, что ли. Неустроенность. Есть, оказывается, разница, кто тебя собирает в дорогу – ты сам или другой человек, притом тебя любящий. От мужского взгляда это можно скрыть. От женского…

Аня невольно потупилась. Нехорошо, в самом деле, вот так рассматривать человека.

– Простите, – произнёс незнакомец. – Вы Путятин? Сергей?

– Да, – внутренне собираясь в комок, ответил Серёжа.

– Разрешите представиться – Панаморёв. Антон Григорьевич. Следователь Сайской городской прокуратуры. – Мужчина пожал руку Сергею. – Вот моё удостоверение…

Ладонь у Антона Григорьевича была широкой на удивление – кисть маленького жокея в ней попросту утонула. Панаморев спрятал удостоверение обратно в карман и решил смягчить несколько напряжённую обстановку. Было ясно, что девушка, вошедшая вместе с Путятиным, доводится парню далеко не случайной подружкой, и он вежливо поклонился:

– Можно просто – Антон…

– Аня… – Ладошка у неё оказалась крепкая, твёрдая и мозолистая. – Знаете, а мы вас так ждали!..

– Пойдёмте куда-нибудь, где можно спокойно поговорить, – предложил Антон. Комната оргкомитета, в которой, кроме них, находилось всего двое, чем-то не удовлетворяла его.

Аня сразу предложила:

– Может, в кафе? Там сейчас, наверно, вообще ни души, все на трибунах сидят. Да и вы небось проголодались с дороги, хоть по кофе с плюшкой употребим…

– Питерское гостеприимство, – улыбнулся Антон. – Ведите, ребята.

В «заведении для всех» действительно было почти совсем пусто. Лишь за одним столиком кофейничали несколько работников «Юбилейного»: благополучно начавшиеся соревнования для них означали временное затишье в работе. Лошадники – Анины знакомые, способные вольно или невольно помешать разговору, – отсутствовали начисто.

Антон сразу облюбовал столик в углу, самый дальний от входа, и они заказали кофе на всех. Панаморёв и Аня взяли ещё бутербродов. Сергей отказался.

– Веса гоняю, – пояснил он с некоторым смущением.

– Веса?.. А-а, вес… понятно. Диета. Вы ведь жокей, – кивнул Антон. Помешал ложечкой густой, раскалённый напиток, попробовал его, одобрил и кивнул:

– Ну, рассказывайте.

– Я скакал в Сайске Дерби… – обстоятельно начал Сергей. – На Заказе. Он в этом сезоне не ладил, хотя по всему должен был. Вот меня и…

– Что значит «не ладил»?.. – спросил следователь. Сергей непонимающе смотрел на него, а Панаморев добавил: – И насчёт Дерби поясните, пожалуйста, поконкретнее. Что это такое?

Сергей принялся объяснять, хотя сердце у него порядком упало. И это – сыщик, на которого они так надеялись?.. Да может ли он что-нибудь про Заказа понять, если азов конного дела не смыслит?.. Если ему один хрен – то ли английская чистокровная, то ли владимирский тяжеловоз, то ли последняя беспородная кляча с Дворцовой?.. Пять минут назад, на трибуне, Сергей сам себя выпороть был готов за мальчишество. Туда же, мол, голливудских боевиков насмотрелся! Поперёд батьки в пекло полез! Потерпеть не мог, профессионала дождаться!.. Вот – дождались. Приехали…

Панама был бы плохим следователем, если бы не заметил досаду и разочарование молодого жокея. Но реагировать на эмоции не стал. Он молча слушал, не торопясь жевал бутерброды – и безжалостно останавливал Серёжу, если находил нужным что-нибудь уточнить или потребовать разъяснений.