В этот раз, против обыкновения – никакой стрельбы залпами.

«Что это… русские празднуют труса? – пока ещё с усмешкой задавался Гамильтон. – Не вижу лихой штыковой атаки».

Оценить плотность и точность огня рассредоточившейся русской цепи было сложно, но под её прикрытием выскочившая вслед вторая цепь одним махом преодолела необходимое расстояние и, распластавшись рядом, включилась в перестрелку.

«Сказать, что противник понёс большие потери при такой тактике? Так – нет! – Несмотря на профессиональный и почти спортивный интерес, Гамильтон почему-то расстроился. – Две… три фигурки остались лежать. Да и то… по-моему, шевелятся».

Дальнейшее наступление продолжалось короткими поочерёдными перебежками, примерно по сто ярдов, с падениями, перекатами, под прикрытием ружейного огня.

Приверженец неплотных построений, Гамильтон счёл россыпь русской цепи более чем оптимальной. Тактика была не в диковинку. Даже приходилось наблюдать нечто подобное на учениях и у японцев. Но в данном случае исполнение было достойно восхищения.

Британский генерал понял, что в нём разгорается азарт. И даже возникло невольное желание «поставить на других», следуя общечеловеческому – «болеть» за более сильного и ловкого.

«Ах, чёрт побери! Но каковы!»

Непременно хотелось отметить некоторые исключительные моменты, занеся по-быстрому в блокнот, но боялся пропустить хоть одну деталь открывшегося внизу действа, жадно взирая в бинокль.

Звуки долетали с запозданием, уже на издохе, естественно, отличить, кто стреляет, было сложно, но генерал готов был поклясться, что слышал частое, короткое стаккато пулемётов. Или нечто подобного. И явно не одного, а нескольких.

«Недаром в донесении шпиона упоминалось нестандартное оружие – неужели скорострельные, автоматического взвода ружья?»

Перехватив зрительную трубу, попытался рассмотреть оружие нападавших и даже вычленил:

«Что-то похожее… хм. Явно не трёхлинейки. Короче и без штыка. А где ж защитные панцири? – Словно рассчитывая увидеть начищенные до блеска конкистадорские кирасы. – Ах, конечно же! Скорей покрашены, чтоб ничем не выделялись. Да у них и лица-то не белы́, сущие дьяволы! Как будто сплошные маски!»

Генерал перенёс внимание на русские тылы, пытаясь оценить силы противника.

«И всё же мало их. Даже если у них на этом участке в резерве… да хоть ещё целая рота, против целого батальона, который в обороне, шансы откровенно сомнительны. Тем более что у японцев-то как раз резерв имеется. Всё согласно германской тактике – фронтальное наступление, а на флангах ждут сигнала на обходной удар».

И немедленно для убеждения навёл оптику на левый японский фланг, поскольку правый перекрывала скалистая гряда.

«Так точно!»

Слева заметно шевеление масс, колонна численностью до роты – подкрепление-резерв.

«Там, в распадке, даже кавалерия пройдёт, – и усмотрел верховых, – сейчас ударят вбок, отсекут от основных сил. И конец русскому авангарду!»

Но пока действия штурмовой группы славян были безупречны! Настолько слаженны и напористы, что японцы, во избежание больших потерь, были вынуждены оставить первый авангардный заслон, отступив на линию окопов.

Между тем на русских позициях сформировался, как видно, основной эшелон атакующих. Такими же бросками-перебежками двинувший вслед за «штурмовой группой». Часть из них обосновалась в промежуточной ложбине, завозившись с непонятным снаряжением, рассоовывая ящики с боеприпасами.

Гамильтон всё ждал, что сейчас с японских фронтальных позиций ударят длинной лентой «гочкинсы» или «хайремы максимы»! Но что-то там не ладилось. Казалось, что «швейные машинки» клинит или заедает. Эффекта «сенокосилки» никак не наблюдалось.

А затем и вовсе из ложбинки, где происходила непонятная суета, полетели навесом гранаты (это было реально видно на верхней точке траектории!), пятная окопы азиатов чёрными кустистыми взрывами, окончательно заставив заткнуться спорадически постреливающие японские пулемёты.

– Господи Иисусе! – Гамильтон вперился в окуляр, не в силах понять, из каких таких устройств ведётся огонь. – Да это ж стрельба мортир! Как они туда смогли их подвезти?

Не видя никаких колёсных лафетов, лишь пониманием профессионального военного допускал, что это нечто переносимое вьючно, скорей всего разборное, подобно лёгким горным пушкам.

«Будь я проклят, но хотя бы один образец надо заполучить невредимым! Только бы наши желтолицые друзья сумели опрокинуть эту убойную панцирную роту и захватили её снаряжение!»

Словно услышав его «молитвы», командир японского батальона, глядя на неумолимое приближение противника, да ещё и при мортирной поддержке, счел, что лучшим будет нанести удар во встречном бою.

Из окопов на холме, словно чёрные тараканы, высыпали японские солдаты, споро формируясь в боевые порядки.

Гамильтон сразу узнал построение по германской системе, и на его критический взгляд, шеренги были излишне плотными:

– Теперь понятно, где этот неприятный подполковник, столь хорошо владеющий немецким языком, проходил обучение.

По отмашке офицерского меча стрельба производилась трёхрядным образом: первый ряд пехоты – лежа, второй с колена, третий стоя.

Русские просто залегли, открыв бешеный огонь в ростовые фигуры, и японская атака бездарно захлебнулась, ещё не начавшись. Из ложбины продолжали сыпаться мортирные гранаты, шлёпаясь, пусть с некоторым рассеянием, но внося свою убийственную лепту.

Шеренги смешалась, тем не менее японцы смогли почти организованно отступить назад в окопы.

Однако потери, на взгляд Гамильтона, были удручающие – чёрные японские мундиры хорошо контрастировали, испятнав порой целыми кучами фон грязно-жёлтой земли.

«Болеть» за русских расхотелось.

Но на этом бойня не закончилась. Мортиры оставили терзать фронтальные окопы японцев, словно корректировщики поняли – бессмысленно пахать и без того перепаханную землю, и перекинули огонь на фланги.

Чёрные точки гранат, по-прежнему хорошо заметные в верхней части траектории, одна за другой посыпались в сторону распадка в самую гущу японского резерва, укрытого, как считалось, за холмистой местностью.

Удар был столь неожиданным и скорострельным, что буквально в течение пары минут сформированная для атаки колонна превратилась в кровавую кучу. Уцелевшие бросились врассыпную, продолжая попадать под встающие то тут, то там секущие шрапнелью взрывы.

А вот часть конницы удачно успела вырваться из-под обстрела, спеша уйти в мёртвую зону навесного огня.

Гамильтон с придыханием замер, в надежде, что сейчас-то русских сметут…

Полноценный эскадрон разбегался развёрнутым строем, набирая темп…

Галоп!