Несколько раз Зарислава пыталась выискать взглядом княжичей, но они были где-то вначале отряда, в самых первых рядах. Конницу завершали молодые лучники во главе с Волдаровским тысячником Зарубой. Старший воевода Вятшеслав оставался подле княжичей. В середине женщины: Радмила с челядинками и Зарислава, где-то позади надёжным тылом – Бойко, которого княжна, по всему, приставила к травнице, как самого верного охранника. И Зариславе нравилось то, что воин был немногословен и сдержан, глаза не мозолил.

Через дюжину вёрст отряд свернул с дороги, ведущей от посада, устремляясь в сторону леса, до которого оставалось где-то полдня пути, а значит, к вечеру достигнут того места, где их стёжки разомкнуться.

От скорой разлуки дурнота пуще подкатывала к горлу. Скорбь терзала, не отпуская Зариславу ни на миг. Она отчаянно хотела помочь, но не знала, как, и времени для того осталось так мало. Ещё немного, и их пути разойдутся. Навсегда. Чем больше она думала об этом, тем труднее дышалось, и от того, что не было решения, смятение меткими стрелами врезалось в грудь. Примириться – иного пути нет.

Дорога, что изредка терялась в бурьяне, исчезла, и всадники, ещё недавно справно гнавшие лошадей по открытому лугу, замедлились. Взмыленные лошади фыркали, недовольно прижимая уши, навостряя их, переходя едва ли не на шаг. Теперь не так шибко двигались по густой траве, нежели по накатанной телегами дороге. Сладко потянуло ароматом клевера. Сизой тяжёлой массой двигались тучи на горизонте, первый гром докатился до слуха Зариславы. И хлынувший ветер принёс сырой запах дождя. Прошли ещё дюжину вёрст, и взгляд выхватил темнеющий лес, а пальцы, сжимающие повод, похолодели.

Намолчавшиеся за время пути воины стали переговариваться между собой: шутили и смеялись, не замечая надвигающееся ненастье. Впрочем, опасаться ливня не стоило, тучи ходили кругом, не спешили наступать на отважных всадников, изъявивших дерзновение отправиться в путь в столь не подходящее для того время.

Зарислава и не заметила, как выехали на тропу, тянувшуюся к молодому ельнику. Там путь расходился в противоположные стороны. Лес приближался безнадёжно быстро, а внутри плескалось глухое волнение. Пытаясь отвлечься, по пути разглядывала густые кущи жимолости, золотые купавки, молоденькие берёзы с белыми, как кость, стволами, кудрявый орешник. А когда оказались средь рыжих стройных сосен, разом стало темнее и тише, чем было на просторе. Зарислава, переведя дыхание, смахнула растрёпанные волосы, облепившие лицо, поправила накидку, огляделась, отчётливо слыша каждый удар собственного сердца. Здесь было так глухо, что даже кмети притихли. Тревога всколыхнулась новой волной. Зарислава посмотрела на хвойный полог, через который всё реже виднелись клочки неба. Казалось, что было даже слышно, как ударялись капли влаги о лицо, упавшие с махровых ветвей. В нос въедался запах грибов и прошлогодней листвы. Зарислава перевела взгляд на кметей, всматриваясь в их лица, на которых, к своему удивлению, прочла умело скрытую настороженность. Выдавали воинов взгляды, что шарили по густым теням еловых чащоб, напряжённо подёргивались желваки на их скулах. Вытянувшись, Зарислава отчаянно пыталась найти тёмную макушку Марибора.

"Нагнать и обмолвиться хотя бы словом напоследок", – мелькнуло в голове, но в следующий миг слух резанул чей-то гортанный всхрап. Она резко обернулась и увидела, как воин, двигавшийся в конце отряда, кувыркнулся с седла, пробитый насквозь стрелой.

Зариславу окатило ледяной волной страха, в голове помутилось. Взгляд испуганно выискивал в сумерках невидимого врага.

– В лес!! – гаркнул с конца вереницы Заруба.

Кмети, мгновение пребывавшие в оцепенении, резко дёрнули лошадей вперёд.

Кто-то ударил плетью зазевавшую каурую Зариславы, и та рванулась, едва не сбросив с седла всадницу, ошалело пустилась вслед за остальными.

Всё зря. Слишком поздно. Напряжённо стучала кровь в висках. Глухой вскрик, и ещё один молодой кметь повалился на холку, в спине его торчал оперённый конец стрелы. Животное так и несло мёртвого всадника вперёд, обезумев от затаившейся опасности. Страх пронизал едкой отравой, парализовав всё тело. Руки и ноги Зариславы сделались тряпичными.

Не успел отряд скользнуть под полог леса, как с подветренной стороны, вместо ожидаемого дождя, посыпался град стрел. Зарислава только успела охнуть и уклониться от смертоностной тёмной тучи, как её кто-то прижал к себе, на ходу заслоняя круглым щитом. Пара стрел врезалась в окованное дерево, щит от напора ударил больно в плечо. Когда всё стихло, заслонка исчезла, но только до нового потока.

Лихорадочно вглядываясь в заросли помутившимся взором, Зарислава всё пыталась найти невидимых противников.

– Это степняки! – раздалось где-то впереди, разрезая воцарившуюся тишину.

Услышав голос Марибора, Зарислава помертвела, сглатывая застрявшее в горле комом отчаяние.

Воцарилась зыбкая тишина. В следующий миг кмети сгрудились вокруг женщин. Поблизости держался Бойко. Он-то и укрыл Зариславу от метких стрел. Раненые животные всхрапывали на земле, иные, не сильно повреждённые, вскакивали на ноги, разбегались в стороны.

Оставшиеся без лошадей воины напряжённо держали стрелы на луках, вглядываясь в черноту. Бессильные перед невидимой угрозой, они озирались на каждый шорох, гадая, с какого края ждать недруга. Но было ясно, что те нарочно держались на расстоянии, заставая добычу врасплох, тянули силы.

– Первыми не наступать! – грянул впереди голос Вятшеслава, отдавая приказ. – Они только этого и ждут, чтобы перебить нас поочерёдно, как щенят. Всем держаться вместе.

Зарислава съёжилась. От слов его по коже прокатился холод.

– Заруба и… Бойко! – вдруг крикнул Марибор тысячнику и как бы отдельно кметю Радмилы. – В случае наступления берите женщин и назад в Доловск во весь опор.

– Знамо дело, – буркнул обиженно Бойко.

– Не осмелятся напасть, – вмешался Данияр, и в ответ отовсюду послышалось роптание. Дружинники с ним согласились – не верили, что груда сумасбродных душегубов отважится напасть на княжеский отряд.

– Спугнуть решили, – высказался кто-то из воинов.

– Нет. Какой резон? Им нужно что-то…

– Ограбить? – предположил молодой лучник.

Воины, видно, теряя уверенность и терпение, начали предполагать каждый своё.

– Показать, что они тут хозяева, – завершил кто-то спор.

Но ни один из них не разгадал. Зарислава холодела от ответа, который приходил на ум. В этот миг Марибор развернулся и поймал её взгляд. Дыхание перехватилось. Глаза княжича были черны, как скважины рудников, не знавшие никогда света, холодны, как заснеженное поле, и невозможно было угадать, что таила их глубина: угрозу ли, отчаяние? Как же Зарислава пожелала последнего. Он долго смотрел на травницу, ожидал и изучал, быть может, думая, что Зарислава сейчас раскроет тайну, которую доверила ей Чародуша. травница плотно и упрямо сжала губы.

«Нет, он не может так поступить со всеми, немыслимо». Зарислава глянула на Радмилу, белое лицо её выказывало ужас, и травница усомнилась, течёт ли в её венах кровь. Княжна превратилась в ледышку: ставшие бесцветными губы плотно сжаты, в глазах отчужденность и неверие. Она-то ожидала добрую семейную жизнь, безгорестную да безбедную, а теперь за короткий миг прощается с той долей, какую не успела обрести. Злой рок. Если и останется в живых, то ранней вдовой.