Очередной лакей распахнул дверь, не успел Соломон до нее дотронуться, и гостей провели в гостиную, где обнаружилась Анджела – но, увы, не Симплисити. Анджела, должно быть, заметила, как Финт изменился в лице, потому что весело прощебетала:

– Симплисити все еще прихорашивается, мистер Финт, ведь она же идет в театр с вами. – Хозяйка похлопала по диванчику рядом с собою. – Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Все трое посидели немного в неуютном молчании, – так бывает, когда люди чего-то ждут, а друг другу им сказать вроде бы и нечего, но вот открылась одна из дверей, и вошла горничная, все еще суетясь вокруг Симплисити. Девушка улыбнулась при виде Финта – и весь мир засиял золотом.

– Как вы сегодня очаровательны, дорогая, просто загляденье, – промолвила мисс Куттс, – но боюсь, мы опоздаем на «Юлия Цезаря», если не поторопимся. Да, у нас, безу-словно, ложа, но опаздывать все равно неучтиво.

Финту позволили занять в карете место рядом с Симплисити; она все больше помалкивала – не иначе, разволновалась в предвкушении спектакля, а Финт размышлял про себя: «Театральная ложа… это значит, в театре тебя увидит чертова пропасть народу, ох, вот незадача».

Но вскорости по прибытии в театр (достаточно заблаговременно, чтобы никого не побеспокоить) двое лакеев – те же или, может, похожие на них как две капли воды – заняли свои места за четырьмя креслами. Наверное, все-таки они же, подумал Финт, потому что, оглянувшись на них, он вроде бы узнал того, которому не терпелось рассказать про Финта старушке-мамочке. На краткое мгновение, поймав взгляд помянутого Финта, лакей гордо продемонстрировал ему блестящие кастеты – которые, словно по волшебству, вновь исчезли в недрах модной ливреи. Ну, это уже кое-что.

Финту доводилось неофициально бывать в театрах и прежде, но ему понадобилось некоторое время, чтобы вникнуть в происходящее. Соломон загодя попытался дать ему какое-никакое представление о сюжете «Юлия Цезаря», и Финт про себя решил, что это вроде как драка между двумя бандами, только они при этом еще и разговоры разговаривают. Слова проносились над его головой, он пытался ловить их; пьеса мало-помалу завладевала его воображением. Как только попривыкнешь к их манере изъясняться и ко всем этим простыням и все такое прочее, так начинаешь понимать: гады они тут все; дойдя до этой мысли, Финт задался вопросом, а на чьей он стороне, и тут вспомнил, что эти самые римляне построили канализацию и назвали Госпожу Клоакиной.

И хотя Юлий Цезарь и прочие парни никаких канализационных туннелей на сцене не прокладывали, Финт задумался, не назвать ли Госпожу тем самым именем, что дали ей римляне; пожалуй, стоит попробовать. Монологи прокатывались над ним словно волны; Финт крепко зажмурился, мысленно вверил себя римской богине клозетов – и вновь открыл глаза в тот самый момент, когда чей-то голос произнес: «В делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха»[23]. Он потрясенно уставился на актеров.

Что ж, если нужен знак – такое уж всяко лучше, чем крыска на башмаке!

Соблюдая декорум, мисс Куттс, хозяйка ложи, сидела рядом с ним, а к Симплисити приставили Соломона: будучи престарелым джентльменом, он, теоретически, никак не мог помышлять ни о шурах, ни о мурах. Мисс Куттс очень деликатно подтолкнула соседа локтем и осведомилась:

– С вами все в порядке? Я было подумала, вы спите, а вы едва из кресла не выскочили.

– Что? – откликнулся Финт. – Ах да, я просто понял, что всё сработает, обязательно сработает!

Он тут же изругал себя за глупость, потому что Анджела прошептала:

– Прошу прощения, что именно должно сработать?

– Всё, – пробормотал Финт. И внезапно сосредоточился на действии с новым интересом, гадая, зачем понадобилось столько римлян, чтоб замочить одного-единственного хмыря, тем более что он, как выясняется, вроде бы парень неплохой.

Соломон назвал это «легкой закуской». Что, как выяснилось, на порядок интереснее обычной трапезы. Тут и вкуснейшие консервы, и мясное ассорти, и соленья, и соусы-чатни, так что прямо слюнки текут – а у Соломона аж глаза заблестели. Покончив с едой, Финт негромко спросил у Анджелы:

– А где ваши слуги?

– Да в лакейской. Если они мне понадобятся, мне достаточно просто позвонить.

– А они нас слышат?

– Никоим образом; и позвольте напомнить вам, молодой человек, – как вы уже знаете, они пользуются моим безоговорочным доверием. Иначе бы я их не наняла.

Финт поднялся на ноги.

– Тогда мне нужно рассказать вам всем о том, что, как я надеюсь, произойдет завтра, если вы, конечно, согласны послушать.

Секрет – дело такое: лучше всего его хранить про себя. На то он и секрет. Но некоторые, похоже, считают, что лучший способ сохранить секрет – это рассказать о нем всем и каждому; ведь что дурного может случиться с секретом, если его оберегает столько народу? Но рано или поздно Финту все-таки придется свой секрет открыть, и этот час ныне пробил. И еще ему нужен союзник – а именно Анджела. Финт решил, что женщина, у которой денег больше, чем у Господа Бога, и которая до сих пор жива-здорова и счастлива, – наверняка очень умна. Так что Финт тихо и вдумчиво рассказал все как есть, не упустив ни единой подробности, включая и то, что миссис Холланд поведала об Анониме; и когда он наконец умолк, повисло гробовое молчание.

Но вот Анджела, нарочито не глядя на Финта с Симплисити, промолвила:

– Что ж, мистер Финт, при всем моем восхищении вами, моим первым побуждением было категорически запретить вам эту немыслимую и опасную авантюру. Но, уже собираясь с духом, чтобы произнести решительное «нет», я – заметив, какими взглядами обменялись вы двое, и напомнив себе, что Симплисити не ребенок, а замужняя женщина, – осознала: лучшее, что я тут могу сделать, – это поблагодарить вас за то, что посвятили меня в свою тайну. И, положа руку на сердце, даже если мне потом придется собирать осколки, это дело касается только вас двоих. – Она обернулась к Соломону. – А вы что думаете, мистер Коган?

Спустя несколько секунд раздалось:

– Ммм, Финт таки рассказал мне об Анониме; маловероятно, что он отыщет Финта раньше, чем Финтов план осуществится. А план как таковой, на мой взгляд, обладает рядом весьма заманчивых преимуществ, потому что, если он сработает, вряд ли кто-либо захочет впоследствии рыться в этом деле. И, безусловно, я прямо-таки преисполняюсь надежды при мысли о том, что план будет претворен в жизнь на поле битвы, хорошо знакомом нашему молодому другу, который, как мне известно, изучил местность вдоль и поперек. В создавшихся обстоятельствах, ммм, сдается мне, сам Веллингтон с целой армией не справился бы лучше.

На протяжении всего разговора Финт не сводил глаз с Симплисити. В какой-то момент она нахмурилась, и юноша пал духом, но снова приободрился, когда Симплисити усмехнулась – это была не улыбка, а именно усмешка, причем вызывающе-дерзкая, словно адресованная заведомо слабому противнику.

– Что ж, дорогая моя, вы сама себе хозяйка, и я поддержу вас против любого мужчины, который дерзнет утверждать обратное. Скажите мне, что вы думаете об этой безрассудной затее, а?