Симплисити, не говоря ни слова, подошла к Финту и взяла его за руку: по спине юноши пробежала дрожь, да так стремительно, что тотчас же срикошетировала обратно.

– Я доверяю Финту, мисс Анджела, – промолвила девушка. – В конце концов, посмотрите, сколько он уже для меня сделал.

Слова ее еще не отзвенели в воздухе, когда Финт произнес:

– Ну, это, спасибо. Но вам придется расстаться с обручальным кольцом.

Симплисити тотчас же схватилась за золотой ободок, в тишине комнаты загрохотали раскаты беззвучия; Финт ждал взрыва. Но тут Симплисити улыбнулась и тихонько произнесла:

– Прелестное кольцо, не правда ли? Как я радовалась, когда он надел мне его на палец. Я полагала, я замужем в глазах Господа. Но что мне думать теперь? Бедный священник, совершивший обряд, ныне мертв, равно как и двое добрых друзей; так что, сдается мне, Господь вообще не приложил руку к этому браку. Его не было рядом, когда меня избивали, когда меня втащили в ту карету, – и тогда появился Финт. Анджела, я безраздельно доверяю моему Финту. – С этими словами она заглянула ему в глаза, и вложила кольцо в его руку, и отдала его вместе с поцелуем, и Финт про себя решил, что на самом-то деле двадцать четыре карата в поцелуе, а не в кольце.

Анджела оглянулась на Соломона.

– Ммм, похоже, Анджела, сомнения здесь неуместны. У нас тут довольно необычная версия «Ромео и Джульетты».

– Как скажете, – кивнула Анджела, – но, как женщина практичная, я думаю, неплохо бы подбавить к ней чуточку «Двенадцатой ночи». Мистер Финт, перед тем как вы уйдете, нам с вами необходимо обговорить подробности.

Карета Анджелы доставила Финта с Соломоном обратно в Севен-Дайалз; по дороге они едва ли обменялись хоть словом, равно как и после, сводив Онана на ночную пробежку, в темноте почти не разговаривали, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Соломон промолвил:

– Что ж, Финт, я в тебя верю; мисс Бердетт-Куттс, похоже, тоже; но мисс Симплисити верит в тебя верой, которая, дерзну предположить, крепче веры Авраамовой.

– Это ты про своего приятеля, жуликоватого ювелира Абрама?

– Нет, Финт, – отозвалась тьма, – я имею в виду того Авраама, который был готов принести в жертву собственного сына по слову Господа!

– Ну нет, такого мы тут не потерпим, еще чего! – подумав с минуту, ответствовал Финт.

Он попытался заснуть, ворочаясь с боку на бок, но перед его мысленным взором вновь вставало лицо Симплисити, и снова и снова звучали слова, сказанные ею в последнем разговоре: «Я безраздельно доверяю моему Финту».

Эхо этих слов пробирало его до костей.

Поутру Финт насчитал целых трех переодетых полицейских: они изо всех сил старались остаться незамеченными, но, как всегда, не слишком-то преуспевали. Финт притворился, будто их не видит; но сэр Роберт Пиль явно слов на ветер не бросал: вот уже две ночи подряд под окнами кто-то дежурит, а теперь они еще и среди бела дня тут ошиваются! На свой полицейский лад они опробовали новые идеи: например, не выставлять наблюдателя на всеобщее обозрение прямо перед домом, но спрятать парочку прямо за углом, где с ними как пить дать столкнешься. Неужели сэр Роберт занервничал?

Задолго до первого света Финт уже трудился не покладая рук – под прикрытием паров, и туманов, и дымной тьмы. А теперь, пока где-то рядом пробуждался мир, можно было видеть, как мимо полицейских ковыляет нищая старушка – если бы, конечно, кто-нибудь удостоил ее хоть взглядом, ведь, сказать по правде, нищих старух вокруг – пруд-пруди: они частенько переживали своих мужей и оставались, по сути дела, брошены на произвол судьбы. Финта это весьма удручало; так было всегда; на каждом углу видишь, как старухи, пытаясь заработать на хлеб, роются в грудах мусора или просеивают сквозь решето выметенную из дома пыль в поисках хоть чего-нибудь годного[24]. На улице холодно; но ни у кого из них даже приличного пальтишка нету спину прикрыть. А страшные-то какие! Тянут когтистую лапу, выпрашивая фартинг, зыркают блестящими глазами; беззубые старухи с изможденными лицами, как две капли воды похожие на ведьм; они повсюду, куда ни глянь, – везде, где можно укрыться от дождя.

Но прямо сейчас по улицам и переулкам ковыляла не в пример более бойкая старушка с тачкой на буксире – а на улицах такое средство перевозки – показатель высокого статуса! – и все суетилась над нею, как это за почтенными дамами водится. Если человек-с-луны и вправду глазел сверху вниз на Лондон, то, конечно же, заметил, как старушка зигзагами добралась до набережной, а там готова была выложить пенни, чтоб баркас переправил ее вместе с тачкой через Темзу. Впрочем, в тот раз, как непременно отследил бы зоркий наблюдатель, она заплатила не больше фартинга – официально перевозка стоила больше, но шкипер в жизни не видывал такой разнесчастной дряхлой старушки, да в таком душевном смятении. У него у самого была старушка-мама, так что сегодня он решил проявить великодушие и даже согласился подождать немного, чтобы забрать пассажирку обратно: когда же она вернулась, внезапно обнаружилось, что к тележке ремнями прикручен одетый в саван труп. По правде сказать, это создавало определенные трудности, но тут один из его напарников как раз причалил к пристани и принялся разгружаться, и, туманно махнув рукой в сторону разбитой горем старушки, шкипер сподвиг приятеля помочь ему с трупом. По счастью, тело еще не утратило гибкости.

Финт – потому что это, конечно же, был он, а никакая не старушка – весьма тому порадовался. И почувствовал легкий укол совести: ведь, в конце концов, коронер Фор-Фартингза лично, вместе с дежурным офицером, вышел помочь почтенной пожилой даме с тачкой и торжественно заверил ее, что с бренными останками ее племянницы обходились в высшей степени уважительно. Вот прям на сердце потеплело, чес-слово.

А теперь еще предстоял обратный путь, на сей раз против течения, и шкипер отлично понимал, что на этой перевозке он, мягко говоря, не разбогатеет, так что грубовато бросил:

– Ладно, голубушка, раз уж взялся за гуж, не говори, что не дюж; по фартингу с каждого, и будем считать, что в расчете.

Переправа много времени не заняла, хотя ветер дул порывистый; когда же шкипер помог суетливой старушке спустить тачку на мостовую, он глазам своим не поверил: бабуля вручила ему целых три блестящих шестипенсовика, причитая, что во всем Лондоне джентльменов не осталось, окромя него. Воспоминание об этом случае еще долго грело ему душу.

Вновь устремив взгляд на правый берег Темзы, наблюдатель увидел бы, как почтенная старушка тянет тачку по темному туманному переулку, словно бы не разбирая дороги, и тут на мостовую легла тень, резко запахло джином и вдрызг пьяный, по уши грязный и очень неприятный с виду хмырь осведомился:

– А для меня чего-нить в мешке найдется, бабуля?

Эту неожиданную сцену наблюдал сквозь сумрак чистильщик сапог: он завтракал, устроившись на краешке тротуара. Он как раз прикидывал про себя, не вмешаться ли, как вдруг случилось нечто очень странное: престарелая дама закружилась в вихре и словно бы исчезла, глядь – а хмырь уже лежит на земле, а она весело пинает его в пах, приговаривая: