Я смотрю в его лицо. Кай берет меня правой рукой под колено и целует в губы. Я обхватываю его ногами и выгибаюсь навстречу. Чувствую, как головка его члена касается меня у самого входа. Так горячо. Просто невыносимо.

— Ты уверена? — Спрашивает он, наклоняясь ниже.

Мне все труднее сохранять с ним зрительный контакт, ведь меня ломает от желания почувствовать его внутри себя.

— Ну, же. Сделай уже это. — Рвано выдыхаю я.

Кай улыбается.

— Боже. Мариана, я…

Он так и не договаривает. Входит так быстро и резко, что я вскрикиваю. Но Кай заглушает мой крик своим поцелуем.

Мое тело напрягается и застывает. И мы лежим, не двигаясь. Боль и жжение перемешиваются с тягучим жарким удовольствием.

Кай отрывается, чтобы посмотреть на меня. В его синих глазах забота и любовь.

— Ты как? — Спрашивает он.

Боль потихоньку стихает.

— Продолжай. — Прошу я.

Почувствовав, что мои мышцы расслабились, Кай снова входит. Глубже, до самого конца. Двигается неспешно, осторожно, но ритмично. Положив руки на его спину, я приспосабливаюсь к новым ощущениям. Мое тело принимает его, и каждая клеточка ощущается мной до самой глубины.

Мы так близко, что ближе стать уже просто невозможно. Мне больно. Действительно больно, но в лучшем смысле этого слова. Я чувствую его везде — и это не только о сексе, мне кажется, переплелись даже наши души.

— Не останавливайся, — прошу я, начиная двигаться с ним в такт.

— И не собирался. — Хрипло бормочет Кай.

Я стону ему в губы. Снова целую его. Или он меня. Наши поцелуи повсюду. Они смешиваются с нашими запахами, всхлипами, стонами, с обрывистыми дыханиями, толчками, которые становятся все быстрее. Наши тела двигаются синхронно. Кай опускается на меня всем весом, прижимает к кровати. Мои бедра поднимаются ему навстречу.

Я хочу быть здесь, с ним, но мое тело мечется. Оно стремится куда-то в небеса. Зачем это ему? Что происходит?

— Не отпускай меня, — прошу я, опасаясь, что реально взлечу или упаду.

— Я с тобой. — Задыхаясь, шепчет Кай.

Мои пальцы больно впиваются в его спину. Он двигается быстро. По тому, как напрягаются его мышцы под моими ладонями, я понимаю, что долго это не продлится. Сейчас все случится. С ним? Или со мной? Или все же… Уже знакомый жар внизу живота вдруг взрывается разноцветной радугой, и я словно отрываюсь от земли — начинаю парить.

— Мариана… — Стонет Кай, тяжело дыша.

Его ноги напрягаются, и все тело сотрясает крупная дрожь. Прижав его к себе, я ощущаю под пальцами капельки пота на его спине. Когда он открывает глаза, вижу, что они блестят. Чувствую, как Кай все еще содрогается внутри меня, и глажу обессиленными руками его лицо.

Мы только что сделали что-то особенное. Что-то, что не сравнится ни с чем во вселенной. То, что доказывает, что мы рождены стать идеальной парой.

Наш глаза устремлены друг на друга в течение нескольких долгих мгновений. Я пытаюсь отыскать в его взгляде сомнения или сожаления, но не нахожу там ничего подобного. Кажется, Кай счастлив.

— Спасибо. — Говорит он. — Ты — самое лучшее, что было в моей жизни.

— За что ты меня благодаришь? — Чуть слышно произношу я.

— За то, что подарила мне себя. Не думаю, что я достоин такого подарка, — Кай качает головой, — но я рад, что ты теперь по-настоящему моя. Только моя.

«Надеюсь, это навсегда», — думаю я, а вслух говорю:

— Я — твоя, пока ты — мой. И пока буду чувствовать тебя счастливой рядом с тобой.

— Буду стараться. — Проговаривает Кай так тихо, что не уверена, что он действительно шевелит губами.

А потом он целует меня так глубоко и неистово, что я понимаю, что в этом поцелуе что-то новое, чего еще не было в наших отношениях. Это новый Кай, преисполненный надежды и силы. Кай, полный чувства и трепета. Настоящий Кай — такой, каким его не видит никто другой.

Прежде в наших поцелуях было лишь вожделение, но теперь я ощущаю в них… любовь.

Кай

После всего дерьма в моей жизни я словно получаю в награду девушку мечты. Мне хочется остаться здесь с ней навсегда.

— И почему мы не сделали этого раньше? — Спрашивает Мариана.

Мы лежим на ее постели в полной тишине, и меня с головой накрывает неведомое ранее умиротворение. Странное чувство, когда никуда не нужно бежать, не нужно ни о чем беспокоиться — тебе хорошо здесь и сейчас, и все это благодаря этой чудесной девушке. Даже не думал, что мы когда-то сможем найти с ней общий язык.

— Чего именно?

— Этого. — Отвечает она, стесняясь произнести слово «секс». — Тратили время на перепалки и ругань. А нужно-то было… всего лишь…

Мариана смеется, и я прижимаю ее к себе.

Она лежит на моем плече, и ее ресницы кажутся темными, как ночь, на фоне бледно-молочной кожи.

— Было очень тяжело смотреть на тебя и не иметь возможности прикоснуться, — признаюсь я, накрывая ее руку своей. — Но я знал, что ты как тяжелый наркотик — стоит принять дозу, и больше уже не сможешь остановиться.

— Не понимаю, почему ты должен останавливаться. — Говорит Мариана.

Я не вижу ее лица, но уверен, что она улыбается.

— Мне казалось, что я должен презирать тебя.

— Но почему? — Она приподнимается, пытаясь посмотреть мне в глаза.

Я до боли закусываю губу.

— Все дело в моем отце. С тех пор, как он ушел, мы не общались. Не созванивались, не виделись — ничего. Я не понимал, почему Харри не приезжает, почему забыл меня, и постоянно пытался отыскать причину в себе. Что я сделал не так? Чем обидел его? Почему он нас разлюбил? — Я прерываюсь, чтобы проглотить горький ком, застрявший в горле. — Эти мысли разрушали меня изнутри, точили изо дня в день. Я не верил, что стал для папы чужим как по щелчку пальцев. Верил только в то, что для этого должен быть какой-то повод. Что виноват кто-то другой. Например, его новая жена, которая не позволяет ему видеться с сыном.

— Кай, мне так жаль. — Шепчет Мариана, сжимая мою руку. — Я не знаю, в чем дело, но сомневаюсь, чтобы моя мама запрещала Харри видеться с семьей. Однажды я слышала, как она уговаривает его лично завести тебе подарок на день рождения. Помню, Харри ужасно разозлился тогда и сказал, что, если надумает, то лучше отправит по почте.

— Не было никаких подарков. — Произношу я каким-то чужим, осипшим голосом. — Ничего не было. Он словно исчез и вычеркнул нас из своей жизни. Мать пила, дома была разруха, мне частенько нечего было есть, и нечего надеть в школу, но никто не интересовался тогда моим состоянием.

— Это ужасно. — Вздыхает она, придвигаясь ко мне и касаясь пальцами пространства под моими глазами.