Анна Снапхане села на свой стул.

– Тебе надо просмотреть все? – поинтересовалась Анника.

– Нет, – ответила Анна, – но мне надо выяснить, что находится на всех кассетах, рассортировать их и проверить, не повреждены ли они каким-то образом.

Картинки погасли, экраны погрузились в темноту, а через десять секунд аппараты выплюнули ленты. Анна вздохнула, поменяла их на новые теми же быстрыми и точными движениями, а старые промаркировала и поместила в нужные ящики.

– Господа не заинтересовал результат работы Каина, – произнесла Анника медленно.

– Ягнята, бесспорно, забавнее, чем зерно, – констатировала Анна.

– Каин трудился не покладая рук, пахал, сеял, полол и собирал урожай, – сказала Анника, увидев каменистое поле перед собой. – Авель же лежал на спине с травинкой во рту, когда овцы спаривались и рожали потомство. И все равно именно работу младшего брата заметили. Каин не смог жить с этим.

– Авеля показывали на экране Всевышнего, но не Каина, – пробормотала Анна Снапхане.

– Просто невероятно, – повторила Анника, – что это имеет такую силу. Перекусишь со мной за компанию?

Анна скривилась:

– Нет, но кофе выпью. Завари новый, а я скоро приду, мне надо только…

Анника не без труда выбралась из комнаты и, вдоволь надышавшись воздухом коридора, направилась дальше в кафетерий, представлявший собой отгороженный стеклянными перегородками кусок пространства старого заводского помещения, где ныне располагалась редакция «Зеро Телевидения». Одну его стену занимал комплект кухонной мебели, отделанной белым пластиком, с плитой, холодильником и мойкой. Подойдя к стоявшей там на столешнице кофеварке, Анника включила ее и огляделась. По другую сторону прозрачных стен находились письменные столы с компьютерами и телефонами и несколько диванов, разделенные более узкими проходами, чем в «Квельспрессен». Здесь работали молодые и красивые девушки. Они главным образом сидели на своих местах и пытались уговорить самых разных людей прийти в качестве гостей на их проекты, звонили бесконечно и обещали все земные блага, лишь бы заполучить известных личностей в свои дискуссионные передачи, убеждали самых любимых народом знаменитостей снизойти именно до них, а самых обожаемых публикой артистов представлять свои новые творения в их программах, лучше с эксклюзивным правом. Насколько Анника знала, один из ведущих канала, неофициальный шведский король ток-шоу, принимал у себя гостей только при таком условии. Попавшие к нему знаменитости целый сезон не могли больше нигде появляться, но, если хотели иметь дело именно с ним, за это приходилось платить такую цену. И здесь сидели женщины, которые занимались такой работой, старались поймать диковинных зверей, чтобы народ повалил именно в их зверинец…

– Боже, как хорошо! – воскликнула Карин Беллхорн и устремилась к кофеварке. – Нам надо бы поставить здесь кофейный автомат, но там кофе все равно будет хуже, чем когда завариваешь его сам, не так ли?

Она достала две фарфоровые чашки из верхнего шкафчика и протянула одну Аннике.

– Собираешься встретиться здесь с Анной? – спросила продюсерша, налив себе ароматного напитка.

– Просто решила попить кофе, – ответила Анника, оглядываясь в поисках молока.

– Журналисты трезвонят постоянно, – сказала Карин Беллхорн, не спуская с нее глаз. – Немногие имеют доступ к целому зоопарку подозреваемых в убийстве.

Анника почувствовала на себе обжигающий взгляд немолодой женщины. Нервно заерзала на стуле:

– Хочешь, чтобы я ушла?

Карин Беллхорн пригубила кофе, прислонилась к столешнице, скрестила руки на большом животе, вздохнула, сразу ссутулилась и как бы постарела на несколько лет.

– Нет, – сказала она, – не ради меня.

Анника смутилась, попыталась улыбнуться, искала нужные слова.

– Знаешь, – сказала продюсерша внезапно, – ты из тех, на кого обращают внимание.

Анника потупила взор, почувствовала, как у нее покраснело лицо.

– Странно получается, – продолжила Карин Беллхорн, – что одни люди бросаются в глаза, а другие – нет. Отчасти это имеет отношение к красоте, но не только. Мишель ведь не была красавицей в классическом смысле, но я никогда не видела никого, кто смотрелся бы на экране так, как она.

Анника кивнула, подумала о кассете в монтажной комнате у Анны, о том, как Мишель неожиданно преобразилась, словно ожила.

– Правда, что все завидовали ей? – спросила она.

Карин удивленно посмотрела на Аннику.

– Какая разница? – ответила она. – Все, недовольные тем, что у них есть, хотят иметь больше. То же самое касается и популярности.

– Почему все так ждали ее? – спросила Анника.

Карин Беллхорн рассмеялась:

– И это спрашиваешь ты, работающая в газете? – Она поставила чашку на столешницу. – Разве тебе не известны принципы общественного внимания?

Анника покачала головой.

– Популярность дает власть. Чем известнее человек, чем могущественнее, тем больше у него пространства. Речь идет о борьбе за территорию, о возможности выбирать, с кем ты будешь спариваться.

Анника опешила.

– Неужели все так просто? – спросила она, удивленная откровенной циничностью слов продюсерши.

Карин Беллхорн пожала плечами, попыталась улыбнуться:

– Собственно, мы ничем не отличаемся от динозавров. – Она опустила взгляд на свои руки. – Я была телеведущей, ты знала это?

Анника кивнула неуверенно:

– Общественно-политической программы?

– Первой на шведском телевидении. Я сидела в редакционном совете, в те времена требовалось ведь, чтобы все было демократично и пристойно, и мне указывали на мое место изо дня в день. Все мои предложения по темам отклонялись, а идеи наших мужчин воплощали в жизнь. – Она улыбнулась печально. – Ты же знаешь, как это бывает.

– Но ты ведь уехала из Швеции?

Карин Беллхорн сжала кулаки.

– Я вышла замуж за Стивена, а потом получила все внимание, какое только можно пожелать. Но в этом тоже есть свои минусы. По-моему, никто здесь не представлял, насколько великим Стивен считался в Англии. Репортеры и фотографы таблоидов висели на окнах нашей спальни день и ночь.

Что-то в голосе продюсерши насторожило Аннику. Ведь несмотря на критический тон ее последнего монолога, в нем хватало горделивых ноток.

– Тебе, наверное, пришлось несладко, – заметила она. Карин вздохнула, на мгновение приподняла брови, рассмеялась.

– При той популярности, какую мы имели, жизнь становится ужасно специфичной, – сказала она. – Всем вниманием, сосредоточенным на тебе, необходимо управлять, даже если за ним стоят только благие цели. Трудно что-то делать, когда ты постоянно на первых страницах газет. Ты как бы распадаешься на множество частей, и они находятся повсюду, ты становишься общественной собственностью, и с того дня, когда начинаешь принадлежать всем, тебя словно подменяют, уже нет сил ни на что. Я не знаю, чем это объяснить, но как будто твои обломки подхватывает ветер и разбрасывает повсюду. Снова стать единым целым и создать что-то крайне трудно.