Уния все-таки подписана 28 июня; 1 июля ее утвердили раздельно депутаты польского и литовского сеймов.

Согласно Люблинской унии 1569 года, возникало новое государство, в которое входили и Польша, и Литва, — Речь Посполитая (Rzeczpospolita), что в переводе означает «республика». «Польское королевство и Великое княжество Литовское есть один единый и неделимый организм, а также не разная, но единая Речь Посполитая», — говорится в акте унии.

Республика имела общего короля, избираемого совместно шляхтой Польши и Литвы. Единообразное государственное устройство предполагало введение одних и тех же административных единиц: воеводств и поветов. Создавалась одна денежная единица — злотый; отменялись взаимные пошлины. Согласно унии, Ливония рассматривалась как общее владение Литвы и Польши. На международной арене Речь Посполитая выступала как одно государство.

Согласно унии, в Литве сохраняется свое особое законодательство и суды; отдельные высшие административные должности, своя казна, войска. Официальным государственным языком остался древнерусский. На русском языке писались все официальные документы вплоть до 1791 года: Конституция 3 мая 1791 года в Речи Посполитой отменила остатки литовской государственности. Фактически Люблинская уния завершила процесс объединения Литвы и Польши, начавшегося Кревской унией 1385 года.

Уний, подтверждавших общность двух государств, было несколько между Кревской и Люблинской. «По единодушному и обоюдостороннему постановлению, воле и согласию мы присоединили, склонили и привели Польское королевство и Великое княжество Литвы к братскому союзу, желая им быть господином и повелителем» — так говорилось в привилее, который подписал Казимир Ягеллончик в 1447.

Люблинская уния завершала процесс объединения государств.

Поляки любят подчеркивать равноправный характер унии, равенство двух государств, вошедших в единую унию.

Если многих сведений вы не найдете в учебниках и справочниках Российской империи и СССР, то в польских учебниках и исторических сочинениях для массового читателя вы не найдете ни малейшего упоминания о восстании Свидригайло и о том, что за ним стояло.

Так же точно поляки совершенно справедливо подчеркивают более передовой, более европейский характер Польши в сравнении с Литвой, но очень не любят упоминания того, что в Речи Посполитой польский элемент абсолютно преобладал. Именно в эту эпоху часть летописей Великого княжества Литовского написана на польском языке, а у литовской шляхты обостряется комплекс неполноценности. А «на самом деле» Литва вошла в Речь Посполитую на условиях, которые гораздо ближе к инкорпорации, чем принято полагать (во всяком случае, принято в Польше).

Временами у самих польских историков прорываются убийственные признания. Например, когда на одной из карт Речи Посполитой в учебном пособии под надписью «Великое княжество Литовское» стоит: «к Польше с 1569» . Но, как вы понимаете, под надписью «Польское королевство» отнюдь не стоит аналогичная надпись: «к Литве с 1569».

И становится очень ясно, кто же к кому присоединился.

Что называется, вот и проговорились…

В середине XVI века у начавшего отставать и разваливаться Великого княжества Литовского выбор оказался небогатый: или под Москву, или под Краков. И получается, что возможности самостоятельного развития Великого княжества Литовского оказались исчерпаны всего за сто лет после княжения Витовта.

Почему? Официальное мнение советской историографии: потому что разные территории Литвы очень различались по уровню социально-экономического развития и потому, что не было жесткой централизации. Великие князья Литовские сохранили в присоединенных землях большую автономию — и это-то привело к гибели их государственность.

По поводу системы вассалитета уже приходилось говорить. В XIV веке Великое княжество Литовское было ничуть не менее централизованным, нежели любое другое государство, в том числе и в Западной Европе.

Другое дело, что в XV, тем более в XVI веке система вассалитета становится, мягко говоря, несколько архаичной.

Как видно, Литва не прошла ни того же пути, что и страны Западной Европы (но этого пути не прошли и Польша, и Германия), ни пути, аналогичного пути собирания русских земель Московией. Так что главный вопрос следует задавать все же иначе, в иной редакции: не «Почему Литва недостаточно централизована?», а скорее так: «Что помешало Литве в XV—XVI веках стать более централизованным государством?»

Во всяком случае, неравномерность развития тут решительно ни при чем. В Московию вошли цивилизованные земли Западной и Северо-Западной Руси, а вместе с ними — и первобытные племена самояди, для которых неизвестно не только строительство каменных городов, но и самое примитивное земледелие. И ничего: неравномерность развития нимало не мешала Москве усесться чугунной задницей что на Новгород, что на самоядь.

Иногда упоминается и «национальный гнет в белорусских и украинских землях». Особенно настаивают на этой версии на Украине и в Белоруссии. Причем если при советской власти они говорили о национальном гнете Польши, то теперь речь последовательно ведется о национальном гнете и поляков, и русских.

Ну, допустим, ни украинцев, ни белорусов не было еще в XVI веке. Но ведь действительно именно русские составляют большинство населения Великого княжества Литовского, но не они создают эту империю. Не они — имперский народ, совершивший завоевания. Они — потомки тех, чьи земли завоевал аукшайт Гедиминас и его полурусские потомки. То есть русские — на положении завоеванного большинства. Как китайцы под маньчжурами или как славяне в империи немцев Габсбургов. Восстание Свидригайло как раз и показывает, что противоречия между русскими землями и аукшайтскими — были.

Ни в Польше, ни в Литве русские не составляют правящего слоя, а вот в Московии составляют, и в этом — ужасный соблазн! Великому княжеству Литовскому приходится совершать специальные усилия, чтобы оставаться королевством литовцев, русских и жемайтов. В этом они очень проигрывают Московии, нет слов.

Но есть много причин сомневаться, что национальный гнет так уж помешал бы единению жителей Великого княжества Литовского. Дело в том, что ну хоть вы меня убейте, а не было никакого такого национального гнета ни в Литве, ни даже в Польше!

Могло быть неравноправие земель, но никак не народов. 90% всей знати Литвы — русского происхождения, включая и саму династию потомков Гедиминаса. Литература, официальное делопроизводство, богослужение, обучение в учебных заведениях — все это в принципе осуществляется строго на русском языке. И если русский человек поднимается в верхи общества, получает образование, он выходит исключительно из своей локальной этнокультурной группки, из своей местности; но получение образования, карьера, проникновение в придворные круги вовсе не требовали отказа от своего языка или национальной принадлежности.