были расточены в два года; и mistriss Байрон осталась при 150 f. st. годового дохода. В 1786 году муж и жена отправились во Францию и возвратились в Лондон в конце 1787.

В следующем году 22 января леди Байрон родила единственного своего сына Георгия Гордона Байрона. (Вследствие распоряжений фамильных наследница гайфская должна была сыну своему передать имя Гордона.) При его рождении повредили ему ноги, и лорд Байрон полагал тому причиною стыдливость или упрямство своей матери. Новорожденного крестили герцог Гордон и полковник Доф.

В 1790 леди Байрон удалилась в Абердин, и муж ее за нею последовал. Несколько времени жили они вместе. Но характеры были слишком несовместны – вскоре потом они разошлись. Муж уехал во Францию, выманив прежде у бедной жены своей деньги, нужные ему на дорогу. Он умер в Валенсьене в следующем 1791 году.

Во время краткого пребывания своего в Абердине он однажды взял к себе маленького сына, который у него и ночевал; но на другой же день он отослал неугомонного ребенка к его матери и с тех пор уже его не приглашал.

Мистрис Байрон была проста, вспыльчива и во многих отношениях безрассудна. Но твердость, с которой умела она перенести бедность, делает честь ее правилам. Она держала одну только служанку, и когда в 1798 году повезла она молодого Байрона вступить во владение Ньюстида, долги ее не превышали 60 f. st.

Достойно замечания и то, что Байрон никогда не упоминал о домашних обстоятельствах своего детства, находя их унизительными.

Маленький Байрон выучился читать и писать в Абердинской школе. В классах он был из последних учеников – и более отличался в играх. По свидетельству его товарищей, он был резвый, вспыльчивый и злопамятный мальчик, всегда готовый подраться и отплатить старую обиду.

Некто Патерсон, строгий пресвитерианец, но тихий и ученый мыслитель, был потом его наставником, и Байрон сохранил о нем благодарное воспоминание.

В 1796 году леди Байрон повезла его в горы для поправления его здоровья после скарлатины. Они поселились близ Баллатера.

Суровые красоты шотландской природы глубоко впечатлелись в воображение отрока.

Около того же времени осьмилетний Байрон влюбился в Марию Доф. 17 лет после того, в одном из своих журналов, он описал свою раннюю любовь:

«J’ai beaucoup pensé dernièrement à Mario Duff. Comme il est étrange que j’aie été si complètement dévoué, et si profondément attaché à cette jeune fille, à un âge oú je ne pouvais ni sentir la passion, ni même comprendre la signification de ce mot. Et pourtant c’était bien la chose! Ma mère avait coutume de me railler sur cet amour enfantin; et plusieurs années après, je pouvais avoir seize ans, elle me dit un jour: „Oh! Byron, j’ai reçu une lettre d’Edimbourg, de miss Abercromby; votre ancienne passion, Marie Duff, a épousé an M. C.“. Et quelle fut ma réponse? Je ne puis réellement expliquer ni concevoir mes sensations à ce moment. Mais je tombai presque en convulsions; ma mère fut si fort alarmée qu’après que je fus remis, elle évitait toujours ce sujet avec moi, et se contentait d’en parler à toutes ses connaissances. A présent je me demande ce que pouvait-ce être? je ne l’avais pas revue depuis que, par suite d’un faux pas de sa mère à Aberdeen, elle était allée demeurer chez sa grand-mère à Banff; nous étions tous deux des enfants. J’avais et j’ai aimé cinquante fois depuis cette époque; et cependant je me rappelle tout ce que nous nous disions, nos caresses, ses traits, mon agitation, l’absence de sommeil et la façon dont je tourmentai la femme de chambre de ma mère pour obtenir qu’elle écrivît à Marie en mon nom; ce qu’elle fit à la fin pour me tranquilliser. La pauvre fille me croyait fou, et comme je ne savais pas encore bien écrire, elle devint mon secrétaire. Je me rappelle aussi nos promenades, et le bonheur d’être assis près de Marie, dans la chambre des enfants, dans la maison où elle logeait près de Plainstones à Aberdeen, tandis que sa plus petite sœur jouait à la poupée et que nous nous faisions gravement la cour, à notre manière.

Comment diable tout cela a-t-il pu arriver si tôt? quelle en était l’origine et la cause? Je n’avais certainement aucune idée des sexes, même plusieurs années après; et cependant mes chagrins, mon amour pour cette pelite fille étaient si violents que je doute quelquefois que j’aie jamais véritablement aimé depuis. Quoi qu’il en soit, la nouvelle de son mariage me frappa comme un coup de foudre; je fus près d’en étouffer, à la grarde terreur de ma mère et à l’incrédulité de presque toit le monde. Et c’est un phénomène dans mon existence (car je n’avais pas huit ans) qui m’a donné à penser, et dont la solution me tourmentera jusqu’à ma dernière heure. Depuis peu, je ne sais pourquoi, le souvenir (non l’attachement) m’est revenu avec autant de force que jamais. Je m’étonne si elle en a gardé mémoire, ainsi que de moi? et si elle se souvient d’avoir plaint sa petite sœur Hélène de ce qu’elle n’avait pas aussi un adorateur? Que son image m’est réstée charmante dans la tête! ses cheveux chatains, ses yeux d’un brun clair et doux; jusqu’a son costume! Je serais tout-à-fait malheureux de la voir à présent. La réalité, quelque belle qu’elle fût, détruirait ou du moins troublerait ses traits de la ravissante Péri qui existait alors en elle, et qui survit encore en moi, après plus de seize ans; j’en maintenant vingt-cinq et quelques mois…».

В 1798 году умер в Ньюстиде старый лорд Вильгельм Байрон. Четыре года пред сим родной внук его скончался в Корсике, и маленький Георгий Байрон остался единственным наследником имений и титула своего рода. Как несовершеннолетний, он отдан был в опеку лорду Карлилю – дальному его родственнику, и восхищенная mrs. Байрон осенью того же года оставила Абердин и отправилась в древний Ньюстид с одиннадцатилетним сыном и верной служанкой Мери Гре.

Лорд Вильгельм, брат адмирала Байрона, родного деда его, был человек странный и несчастный. Некогда на поединке заколол он своего родственника и соседа г. Чаворта. Они дрались без свидетелей, в трактире при свечке. Дело это произвело много