Он подошел к окну, в открытую форточку крикнул:

- Чего, Андрей?

И обернулся к Завьялову:

- Зайти просит. Я на минутку. Ты без меня не пей.

Вот он, случай! Едва за Германом закрылась входная дверь, Александр опрометью кинулся наверх, в спальню. Распахнул шкаф и сунул руку внутрь, нащупывая на средней полке деревянный ящичек. Ага! Вот и он!

Вытащил ящичек, нетерпеливо раскрыл. Пи­столет был на месте. Оружие в порядке, смазано, но не заряжено. Зарядив его, захлопнул ящичек и поставил обратно в шкаф. Вещи аккуратно сдви­нул на место. Спустившись вниз, в столовую, при­поднял диванную подушку и спрятал пистолет туда. Вот и все. Он вооружен.

Герман пришел минут через пять после того, как он вновь удобно расположился на диване.

- Ты уж извини, Зява. Новости с полей. _ qT0 такое?

- Явка в городе - пятьдесят два процента. Не­плохо. Короче, состоялось. Дальше уже дело тех­ники.

- А сосед-то чего суетится?

- А как же! Рынок в N все равно, что центр Вселенной. Хочет за собой оставить, поэтому ему надо со мной дружить. Предлагал отметить, но я пока воздержусь. Я смотрю, ты уже налил?

Воспользовавшись отсутствием хозяина, За­вьялов открыл бутылку, но налил себе вместо вод-. ки воды. А спиртное слил в стоящий на подокон­нике цветочный горшок. Раньше его здесь не было, должно быть, Вера принесла. Похоже, обу­страивается. Что ж, цветочек, извини, коли засох­нешь. Но головы сегодня терять не надо.

- Да. Налил. Похозяйничал, извини.

- Все нормально.

- Вообще-то я ... не очень хорошо себя чув­ствую

- А что такое? - насторожился Герман.

- Бессонницей мучаюсь опять.

- И какие мысли тебя посещают во время бес­сонницы? Нет, давай сначала выпьем. Ну, за нас.

- Давай за жизнь.

- Хороший тост! Чтоб продолжалась. Выпили, помолчали. Часы на стене тикали, стрелки неудержимо бежали вперед.

- Ну так что за мысли? - вернулся к разгово­ру Герман. - Рисовать не хочется?

- Хочется.

- И что на этот раз? Кто объект твоей ненави­сти?

«Ты, - чуть не сказал он. - С самого начала -ты!» Но удержался, промолчал. Герман же выг­лядел странно. Он догадался. Занервничал.

- Гора, а почему тебя так интересуют мои ри­сунки?

- Я просто хочу знать, что на них. Это про­фессиональный интерес. Знаешь, Зява, давай-ка, еще выпьем!

Герман потянулся к бутылке. Когда налил, За­вьялов напомнил:

- Ты ж хвастался, Вера холодца наварила. А я, признаться, люблю. С хреном.

- Ах, да! Сейчас.

Пока он ходил за холодцом, Александр быст­ренько вылил свою водку все в тот же цветочный горшок и заменил ее минералкой, бутылку с которой предусмотрительно оставил открытой, что­бы выдыхалась. Вдруг Герман заметит в рюмке пузырьки? Но нет, обошлось. Горанин сегодня что-то рассеян.

Вернувшись с лотком, хозяин плюхнул на обе тарелки по щедрому куску студня и поднял рюмку:

- Ну, будем! За здоровье!

- Знаешь, что я недавно подумал? - начал За­вьялов, выпив минералку и для убедительности поморщившись, словно горького хлебнул.

- Что? - спросил Герман с набитым ртом.

- Помнишь, ты говорил, что на месте преступ­ления, то есть в больнице, обнаружены отпечат­ки пальцев. Много?

-Ну?

- Что их проверили по картотеке. Я не могу взять в толк, почему не вычислили Косого! Вы­ходит, его там не было?

- Черт бы тебя... Опять за свое?

- Я все-таки хочу знать правду! Ты обещал объяснить насчет костюма.

- Хорошо.

Герман вышел в холл и через минуту вернул­ся со свертком в руках.

- Узнаешь?

- Это же...

Ткань серая, в мелкий рубчик, на рукавах и • обеих полах пиджака кровь.

- Тот самый...

- Да. А теперь смотри.

И Горанин стянул через голову тонкий сви­тер. Потом прямо на голый мускулистый торс, обильно поросший черными волосами, натянул пиджак. Сердито сказал:

- Ну? Видишь?

Пиджак был маловат. В плечах чуть ли не тре­щал, рукава коротки.

- Ну? - повторил Горанин. - Это моя вещь?

- Нет...— упавшим голосом сказал Завьялов. -Выходит, что не ты... Но как же?

- Ты подумал, что костюм принадлежит мне. Причем, заметь, подумал так не один раз! Это вве­ло тебя в заблуждение. Я пытался восстановить твою логику. Должен бьш быть какой-то толчок! А потом сообразил: костюм! Вот оно!

- Как же так? Что это значит?

- Что это значит... - эхом откликнулся Герман. - Хороший вопрос! Я не знаю, что произошло в ту ночь в больнице. Но ты-то должен знать! Ты раз­говаривал с людьми, а опыта в оперативно-розыскной работе у тебя гораздо больше, чем у меня. Ты сыщик от Бога. Так, может, сам расска­жешь мне, что же случилось в больнице в ночь с субботы на воскресенье? А? Или боишься?

- Чего мне бояться? - рассеяно спросил Алек­сандр.

- Не чего, а кого. Кто самый страшный для тебя человек?

«Ты!» - чуть было не сорвался он. Но про­молчал. Разговор был неприятен. Ходят оба вок-•руг да около.

- Ну, думай, - сердито сказал Герман, снимая пиджак. Кинул его на кресло, потом натянул сви­тер. Сел, налил себе еще водки.

- Я не буду. - Завьялов поспешно закрыл ла­донью свою рюмку. В третий раз фокус с цвет­ком не пройдет. К тому же Герман его норму зна­ет: две рюмки, не больше.

- Как хочешь. Один выпью. Мне сейчас надо.

- У меня снотворное в кармане. Без него не могу.

Когда он направился к двери, Герман прово­дил его настороженным взглядом, но промолчал. Достав из кармана две таблетки глюконата каль­ция, которые предусмотрительно положил в пу­зырек со снотворным, вернулся и демонстратив­но выпил обе. Горанин не остановил, продолжал внимательно следить за ним.

- Если я здесь, на диванчике усну, ничего? -спросил Александр.

- Тебе не привыкать.

- Знаешь, как приму снотворное, сплю, слов­но младенец. Только на утро странные мысли по­сещают. И еще эти рисунки проклятые.

Горанин молчал, что-то напряженно обдумы­вая.

- Ты хотел поговорить о Веронике. Я ведь к ней собрался, - скаЗал Завьялов после паузы.

- Когда? - удивленно поднял брови Герман.

- Как когда? Ночью. Она сегодня дома одна, охранника отпустили, а нам поговорить надо.

- Как? Совсем одна?