– Господин Сато, доброе утро. Я просто проверила вашу почту, если вы не возражаете.

Чувство вины сдавило меня в змеиных объятиях Если бы я не опоздал, госпоже Ямамото не пришлось бы проверять почту вместо меня. Я повесил пальто и положил портфель на стол.

– Разумеется, я не против. Благодарю вас, госпожа Ямамото. Обнаружили что-нибудь важное?

– Всего лишь послание от Мураками-сан, в котором он напоминает, что вы просрочили представление бюджетного распределения для департамента экспорта.

Я вздохнул. Память в последнее время, что дырявое сито.

– Если хотите, я могу сделать, – вызвалась госпожа Ямамото с обычным воодушевлением.

– Нет, я сам. Это очень важная работа, здесь нельзя ошибиться.

– Тогда, может быть, я возьмусь за ваши счета? – спросила она.

Обычно я не склонен перепоручать свою работу, но госпожа Ямамото казалась мне достаточно компетентной сотрудницей, и я решил, что не будет никакого вреда, если она поможет мне. Я передал ей папку. Госпожа Ямамото улыбнулась и сказала, что сделает все, чтобы оправдать мое доверие. Затем удалилась к своему столу, довольная, словно пес с костью в зубах.

Во время ленча я развязал платок, обшитый кружевом, и открыл бенто. Мацуяма-сан бросил завистливый взгляд на содержимое моей коробочки. Его жена всегда готовила холодные мясные тефтели в соусе с рисом. Марико положила в коробочку рис с бамбуковыми побегами, креветки темпура, угря на гриле, резную редиску и прочие гурманские штучки. Я почувствовал жалость к Мацуяме-сан с его холодными тефтелями.

– Вкусный ленч, Сато-сан, – заметил он. – Сами приготовили?

Я небрежно кивнул и взялся на палочки.

– Неплохо. Давненько я не видел у вас такого ленча пожалуй, с тех пор, как мы работали в транспортном… – Мацуяма-сан оборвал себя на полуслове и опустил глаза на ленч. – Нет! – простонал он. – Она точно решила меня отравить.

Доев последнее рисовое зернышко, я отставил коробку и взял в руки последний выпуск «Работы в Кансае». Я решил, что Марико следует помочь, ведь не так-то легко заниматься поисками работы сразу после потери близкого человека. Задачка оказалась не из легких, ведь у Марико нет университетского диплома. В основном для работы в офисе, даже канцелярской, требовалась соответствующая квалификация. После двадцати минут поисков я наткнулся-таки на подходящее объявление. Торговцу рыбой в Намбе требовался подмастерье. Оплата была невысока, но упоминались страховка, пенсионное обеспечение и перспективы карьерного роста. Я отчеркнул объявление красным и отложил газету, весьма довольный собою. Захотелось поскорее добраться до нома и рассказать Марико о том, что мои поиски дали результат.

Остаток дня пролетел незаметно. Я должен был закончить бюджетный план, но оставаться после работы не стал. Наверное, Марико давно уже ждет моего возвращения. Без пяти пять я обнаружил, что уже сложил портфель и напряженно ожидаю сигнала к окончанию работы. Еще неделю назад я и помыслить не мог о подобном. Таро тоже ждал окончания рабочего дня, ухмыляясь в меховую опушку застегнутой куртки. Ровно в пять мы попрощались, извинились, что уходим рано, и вдвоем вышли из кабинета. Мне было стыдно. Таро, напротив, веселился от души. За дверями офиса он пристукнул каблуками и начал извиваться и прищелкивать пальцами, словно, покинув рабочее место, в тот же миг перестал быть дипломированным практикантом бюджетного департамента и превратился в Джона Траволту из «Лихорадки субботнего вечера».

– Послушайте, господин Сато, мы с Эйсом Ихиро решили посидеть немного в баре напротив. Хотите с нами?

Эйс Ихиро работал в «Дайва трейдинг» курьером. Он обожал попадать в опаснейшие переделки на своем мотоцикле. Заходя в гости к Таро, Эйс Ихиро пересказывал подробности столкновений с таким мечтательным ностальгическим выражением, с каким некоторые предаются воспоминаниям об отпуске, проведенном на экзотических островах. Однажды Эйса сбили, когда он вез договоры для финансового департамента. После того как в городской больнице определили, что у него нет сотрясения, Эйс смыл кровь и снова залез на мотоцикл, чтобы Доставить договоры до установленного срока – четырех часов дня.

– Шутите, Таро? – подозрительно спросил я.

В этот миг Таро отвлекся, провожая глазами госпожу Акита из департамента маркетинга. Широко улыбаясь крашеными губами, она процокала мимо нас на высоких каблучках.

– Шучу, – признал Таро с ухмылкой. – Я знаю, что вы не пойдете. Любовное свидание, верно? Как ее зовут? Мичико или что-то в этом роде?

Я споткнулся. Краска стыда залила лицо. Как мог Таро узнать о Марико?

– Не понял? – переспросил я задушенным голосом.

– Ага, я прав! Кто она? Госпожа Кано? Ведете ее в какое-нибудь шикарное местечко? В «Хижину осьминога» или в «Большое эхо»?

Волна облегчения накрыла меня. Таро, как всегда, развязно поддразнивал меня.

– Ты прав, Таро, – сухо ответил я, спускаясь по ступенькам. – Я веду госпожу Кано в «Хижину осьминога». И не важно, что она находится на последнем сроке беременности, а я старше ее в два раза.

Таро подмигнул мне и поднял вверх большой палец.

– Здорово, – восхитился он. – Заместитель главного менеджера по работе с персоналом вряд ли это одобрит.

– Вот именно, – ответил я.

Таро устремился вниз через две ступеньки, затем подождал меня. Вместе мы вышли в холл. За столиком администратора с трубкой телефона восседала госпожа Кано – замученная, с мешками под глазами, ее фигура едва угадывалась за пышными складками блузки для беременных. Таро хихикнул.

– Ладно, Таро, – сказал я, – пойду напомню госпоже Кано, что в понедельник мы ждем посетителя из банка Киото. Надеюсь, вы с Эйсом хорошо повеселитесь.

– У-у-у! – Таро захлопал себя по подбородку. – Куда нам до вас!

Он отвернулся и двинулся к вращающимся дверям.

– Осторожнее, Сато-сан, – донесся до меня треп Таро, когда двери милостиво освободили меня от него, – Мичико – ревнивая штучка.

Предупредив госпожу Кано, я поспешил к станции, чтобы успеть на поезд в пять пятнадцать. Вскоре после нести я уже сворачивал на свою улицу. В сумерках дети Окамуры стояли полукругом и крутили волчок. В отличие от деревянных волчков нашего детства этот представлял собой обтекаемую алюминиевую штуковину в стиле хай-тек. Дети уважительно посторонились, чтобы дать мне пройти. Рядом с нашим домом двое самых младших из Окамура купали в канаве голых пластмассовых кукол. Их одинаковые стрижки под пажа и синие хлопчатобумажные брюки заставили меня погадать об их поле.

– Зря вы здесь играете, – сказал я детям, – в такой-то грязи.

Дети посмотрели на меня ясными глазами – такие крохи, да умеют ли они вообще разговаривать, спросил я себя.

Справа я уловил какое-то движение. Госпожа Танака смотрела на меня через окно спальни. На лице под бирюзовым тюрбаном застыло суровое и непреклонное выражение. Когда я махнул ей, она, намеренно желая оскорбить меня, задернула занавески. Было ясно без слов: она не одобряла Марико. Я ощутил печаль. Дело было вовсе не во мне и не в Марико, я жалел о нашей долгой добрососедской дружбе с госпожой Танакой. Ты же помнишь, она всегда была бесцеремонной, назойливой и несдержанной, но жестокой – никогда. Как могла она быть такой суровой с бедной осиротевшей Марико! Когда я подошел к входной двери, в груди моей кипела досада.