class="p1">А, может, не было никакой случайности? Что, если Ильф все-таки был причастен? Я сразу вспомнил свои конспирологические теории о том, что он работает на маньяка, и, если честно, почувствовал некоторое облегчение.

Возможное участие Ильфа развязывало мне руки.

– Ясно, – сказал я в трубку. – Ждите, я сейчас буду.

Ильф начал объяснять что-то про вход через сирень и помойку, но я велел ему ждать у телефона. Я не очень хорошо помнил, как пойти к дому Распутина и причем тут сирень, а телефонная будка в этом квартале была всего одна.

Я бросил трубку на рычаг, набрал справочную службу, дозвонился до той подстанции, с которой связывался Ильф, представился и обрисовал ситуацию. Дежурный подтвердил, что принимал звонок, сообщил мне время и сердито сказал, что бригада уже выехала, только что. После чего добавил, что кроме специфических антидотов они взяли с собой двух санитаров со смирительными рубашками – а то, может, там не цианистый калий, а белая горячка.

Я чертыхнулся, проглотил невысказанное предложение задержать бригаду минут на десять, и поспешил в лабораторию.

Там у меня хранилась парочка ампул амилнитрита – я держал их в специальном отделе с противоядиями к десятку-другому самых распространенных ядов. Антидоты пригождались крайне редко, потому, что обычно меня приглашали или на труп, или в больницу к недобитому потерпевшему. Но изредка оказии все же случались, поэтому я считал необходимым держать в порядке свои запасы.

Современная наука знала и более удачные схемы, чем амилнитрит и глюкоза. Но я все-таки работал следователем, а не врачом, к тому же граждане на моем участке предпочитали травить друг друга мышьяком и стрихнином. Хотя любители цианида тоже находились, в основном благодаря его популярности в литературе.

Я взял две ампулы амилнитрита (глюкоза и так всегда была у меня в чемоданчике) и помчался к выходу, крикнув дежурному, что скоро вернусь. Ребята привыкли, что я постоянно на работе, и ничему не удивлялись. Их даже отравление цианидом взволновало гораздо меньше, чем можно было ожидать.

Ильф так и ждал меня у телефонной будки. Он выглядел ничуть не более обеспокоенным, чем обычно. Если во время разговора по телефону он еще как-то демонстрировал волнение, то сейчас полностью взял себя в руки.

А, может, это с самого начала была игра на публику.

Мы быстро обогнули дом и оказались в укромном закутке чуть в отдалении от подъездов. По словам Ильфа, Петров и Приблудный должны были ждать нас у входа в дворницкую.

Только Приблудный куда-то исчез, а Петров съежился у мусорного контейнера, весь в пыли, и ему уже ни до чего не было дела.

Я тут же пересмотрел свои излишне оптимистичные прогнозы и бросился щупать ему пульс.

– Где, черт возьми, Ваня? – прошипел Ильф у меня за спиной. – Я же просил!..

– Потом! Не мешайте!..

Какая разница, где носило Приблудного, когда я не был уверен, что Петров еще дышит!

Ильф замолчал. Я отпустил руку Петрова, послушал дыхание, достал из кармана ампулу амилнитрита, раздавил в платке и сунул ему под нос.

Тридцать секунд.

– Цианистый калий препятствует клеточному дыханию, – сказал я Ильфу, – человек дышит, но кислорода все равно не хватает. Если вам интересно, я потом подробнее расскажу.

Говорить было трудно, потому, что от платка воняло жуткой смесью лежалых фруктов и несвежих носков. Петров даже пришел в сознание из-за вони.

– Дышите, – сказал я, не скрывая вздох облегчения. – Это антидот. Амилнитрит. Сейчас вам станет лучше, – я бросил взгляд на часы и убрал платок подальше. – Вот, теперь нужно немного подышать обычным воздухом.

Петров проводил платок мутным взглядом. Я знал, что после амилнитрита он чувствует облегчение. Только дышать антидотом следовало не дольше тридцати секунд, дальше нужно было сделать перерыв на две-три минуты.

– Вам лучше?..

Журналист не ответил.

– Евгений Петрович?.. – я попытался привлечь его внимание, но безрезультатно.

Кажется, Петров не очень понимал, что от него хотят. Он с ужасом смотрел на своего соавтора, а когда тот решил подойти поближе, съежился, прижал руки к шее и попытался отползти.

– Ну что же вы, Женя?.. – спросил Ильф тихо и грустно.

Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на своего товарища с горькой улыбкой на губах.

Я тут же забыл все расчеты – с одного взгляда.

Не знаю, было ли что-то у него в карманах – мне было достаточно этой улыбки и блестящих стекляшек пенсне.

И ужаса в глазах Петрова.

«Ну что же вы, Женя?»

«Ну что же вы, Женя, никак не умрете?»

Ильф, кажется, почувствовал мой взгляд. Он отодвинулся от Петрова, убрал с лица неуместную улыбку и негромко уточнил, какие у меня прогнозы.

Я тихо хмыкнул и разгладил усы, жалея о минутной несдержанности: теперь Ильф выглядел совершенно нормально. Даже соавтор передумал от него отползать и спокойно дышал амилнитритом с платка.

Минутное желание надеть на журналиста наручники схлынуло. То, что я видел, действительно могло быть всего лишь своеобразной реакцией на стресс. Причем, наверно, моей.

Или нет.

– Скажите что-нибудь, Ганс, – попросил Ильф, не рискуя больше приближаться к соавтору.

– Не знаю, я же не врач, – сказал я с легким раздражением.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Не мешайте. Идите во двор, встречайте врачей, они здесь не проедут. Но сначала подайте мне чемоданчик, я хочу дать Евгению Петровичу глюкозу и еще немного амилнитрита.

Глава 17

21.08.1942

Москва, во дворе дома по ул. Средний каретный переулок, 4

Ганс Густав Адольф Гросс

Врачи все еще задерживались. Вместо них появился Иван Приблудный и, кажется, сделал все, чтобы превратить мое расследование в балаган.

Он выскочил из-за кустов сирени с каким-то кульком в руках, попятился при виде нас с Ильфом, обошел мусорный бак и с ужасом уставился на Евгения Петрова.

Писатель так и лежал на тропинке. С багровым,