Тем временем Петров, все еще ненормально взволнованный, увидел Ильфа, вспомнил, что хотел попросить у него прощения и решил сделать это прямо сейчас:

– Вы тут!.. очень сердитесь?.. простите… не хотел… вас обидеть!..

Я уже привык к тому, что журналист запинается на каждом слове и чуть что начинает задыхаться, но вот эта жизнерадостная улыбка меня абсолютно деморализовала. Напрасно я обвинял Приблудного в желании превратить расследование в балаган! Петров и один с этим справлялся. Тут даже Ильф не смог сразу взять себя в руки: так и смотрел на соавтора широко распахнутыми глазами, пока фельдшер не спросил у меня, пора ли готовить второй шприц с успокоительным.

– Все хорошо.

С десяток секунд мы с фельдшером и санитарами наблюдали, как Евгений Петрович цепляется за руку товарища и путано извиняется за свое ужасное поведение. За то, что шарахнулся от Ильфа, сделал ему больно. Совсем как его брат Миша в Ташкенте.

– Что вы, Женя! – отбивался Ильф. – Я совсем не расстроен! Только из-за того, что вас отравили, и все! И вот не сравнивайте себя с моим братом! Вы же знаете, он такой единственный в своем роде. Ну, тише, тише, вам нужно отдохнуть.

Петрову вкололи успокоительное, дали подышать из кислородной подушки, и, уже обмякшего, потащили в машину. Вспышка из-за «неженки» отняла слишком много сил, так что он почти сразу отключился.

Ильф напросился помогать с носилками, и я не стал его отгонять. А вот Приблудного, которому с чего-то приспичило предложить свои услуги, пришлось припугнуть ночевкой в отделении.

– Кислородные подушки тут совсем как мои, – негромко сказал Ильф, провожая взглядом уезжающих медиков. – Тогда считалось, что если туберкулез, и начали давать кислород, то все. Не знаю, почему. Но со мной так и вышло. Не думал, что увижу, как Женьке…

Замечательно: стоило успокоить одного из соавторов, как второй начал отходить от пережитого и болтать без умолку. Я был знаком с Ильфом не первый день и знал, что в нормальном состоянии ему бы и в голову не пришло делиться такими воспоминаниями с посторонними. Возможно, на самом деле он хотел поговорить о том, как ужасно было гладить судорожно стиснутые пальцы друга и слушать, как тот тратит остатки кислорода на бессмысленные извинения.

А, может, писатель просто решил отвести от себя подозрения. То, что Петров шесть раз повторил «это не Ильф» и еще добавил про то, что его душили, ничего, на самом деле, не гарантировало. Допустим, Евгений Петрович сообразил, что невольно вызвал у меня подозрения, и дальше просто выгораживал соавтора, сваливая вину на Распутина и маньяка в картофельном мешке, а травма шеи у него вообще была от чего-то другого.

Версия была интересной, но я не рассматривал ее как основную. Именно поэтому ее следовало проверить в первую очередь.

– Не сравнивайте отравление цианидами и туберкулез, – сказал я Ильфу. – Ждите тут. Или нет, лучше идите и успокойте вашего впечатлительного Приблудного. Скажите, что я не собираюсь отправлять его в каталажку.

– Хорошо. А в чем, собственно, дело?

Я хмыкнул в усы:

– Вот у него и спросите.

Ильф пожал плечами и пошел к Приблудному. Я проводил его взглядом и полез в мусорные контейнеры. Они так удобно стояли возле места преступления, что грех было не порыться. Солнце к тому времени почти село, фонарь у помойки горел тускло, но я держал в чемоданчике карманный фонарик, так что проблем не возникло.

Я исходил из допущения, что Петров не врет и действительно столкнулся с нашим старым знакомым, таксидермистом-сектантом. По прошлым убийствам я знал, что тот первым делом старается избавиться от самодельной маски из картофельного мешка. Такое поведение, между прочим, говорило не только о большом запасе мешков, но и том, что он боится личного обыска.

В первом контейнере обнаружился искомый мешок с дырочками для глаз, из третьего я изъял полную сахарницу и скомканную газету с остатками муки, а во втором, увы, оказался обычный бытовой мусор советских граждан.

Периодически я отвлекался от обыска, чтобы проверить, как проходит общение Ильфа с Приблудным. Они стояли в пятне желтого света из окна распутинской дворницкой (я включил там электричество, но заходить запретил) и тихо переговаривались. От бачков было не разобрать, о чем они говорят, но все проходило на удивление мирно и без мордобоя.

Закончив с обыском, я выключил фонарик и бесшумно вернулся к дворницкой. Подозреваемые курили, и Приблудный объяснял Ильфу, за что я на него взъелся. Я даже остановился, чтобы послушать, как складно он сочиняет.

Допрашивать этого типа у меня не было никакого желания. Я решил спихнуть этого товарища на Васильченко. Тот, конечно, уже давно дома, но ничего, пусть поработает. Как раз на такие случаи я и обеспечил ему внеочередную установку квартирного телефона.

– Проблема, Илья Арнольдович, не в том, что Иван разговаривал с Петровым, – сообщил я, дождавшись, когда товарищи обратят на меня внимание. – А в его идиотских советах. Он, например, посоветовал вашему соавтору быть мужчиной и не скулить.

– Это вырвано из контекста! – возмутился поэт.

– А контекст, – безжалостно уточнил я, глядя на Ильфа, – был такой, что вы с Евгением Петровичем неженки. И вы видели, насколько это его расстроило.

Журналист задумчиво посмотрел на Приблудного:

– Ваня, я, кажется, предупреждал вас. В Ташкенте.

Приблудный испуганно повернулся ко мне, и я с трудом удержался, чтобы не улыбнуться в усы. Ирония заключалась в том, что Ильф не видел эпизод с «неженкой», а наблюдал только конечный результат за полминуты до того, как соавтору вкололи успокоительное. Поэтому мне было очень интересно посмотреть, как Иван станет объяснять, что тут нет причинно-следственной связи.

Даже если ее действительно нет.

Ну, он попытался: сказал, что все видели, как Петров улыбался, значит, он не расстроился!

Ильф уронил сигарету – кажется, у него просто пальцы разжались от этого потрясающего аргумента. Еще бы, его же той улыбкой шарахнуло сильнее, чем меня.

Я посчитал цель достигнутой, схватил Приблудного за плечо и повел его к таксофонной будке. Поэт нервно оглядывался на Ильфа, которого я попросил переложить мусор обратно в помойку, но молчал. Похоже, он опасался открывать рот в моем присутствии. Вот и отлично, пусть ведет переговоры с