Изменники были уверены, что у них в распоряжении имеется солидный запас времени. Наступало лето, а москвичи ходили на Новгород только зимой. Попробуй-ка провести армию через болота и многочисленные реки! Русские войска в течение лета были заняты на южных границах, прикрывали их от татар. А до зимы Казимир успеет изготовиться, сорганизуется с Ордой и Орденом… Но и в Москве осознали, что время работает на врагов. Чтобы татары не отвлекли, не ударили в тыл, против них устроили диверсию. Помогли снарядиться удальцам из Вятки, флотилия их лодок двинулась по Волге, неожиданно налетела на Сарай, пограбила и сожгла его. Хан Ахмат в бешенстве ловил дерзких смельчаков, ему стало не до набегов на Русь.

А тем временем государевы полки двинулись на запад. Иван III и святитель Филипп послали в Новгород увещевательные грамоты, в последний раз предупреждали: еще не поздно предотвратить кровопролитие, возвратиться в подданство законному государю и в лоно Русской Церкви. Многие новгородцы не желали сражаться с великим князем. Борецкие и их клика развернули мобилизацию насильно. «Которым бо не хотети поити к бою, тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волхов метаху». За верность государю решили покарать и Псков. Боярские дружины ворвались на его земли, выжгли Невережскую губу. Но развивать успехи новгородцам не позволили. На их территорию тремя колоннами вступила армия Ивана III.

Авангард Данилы Холмского и Федора Хромого, 5 тыс. всадников, занял Старую Руссу, город сопротивления не оказал. Отсюда воеводы повернули к реке Шелони, на выручку к псковичам. Но разведка доложила: на озере Ильмень появились флотилии, везут новгородские рати. 9 июля им позволили высадиться, тут же смяли атаками и порубили. А основная новгородская армия составила 40 тыс. пехоты и конницы. Ею командовали посадник Василий Казимир и Дмитрий Борецкий. Они наметили сперва разбить псковичей, а потом повернуть на московское войско. Но к псковичам продолжал движение и корпус Холмского. Противники обнаружили друг друга на Шелони. Два войска были разделены рекой, новгородцев было в восемь раз больше, и они считали себя в безопасности.

Однако на рассвете 14 июля московская конница вдруг ринулась через реку, «колюще и секуще их». Новгородские командиры растерялись, их подчиненные опешили, заметались. Хлынули в панике прочь. Их гнали и избивали. Предводители попали в плен, с ними взяли еще 2 тыс. ратников, а 12 тыс. осталось лежать на поле битвы. Обычно в средневековых войнах высокопоставленные пленные отделывались легко, за них отдувалась чернь. Иван III поступил наоборот. Показал, что воюет вовсе не с народом. Рядовых ополченцев отпустил по домам. Зато знатных недругов заточил по тюрьмам, а четверых бояр, подписавших договор с польским королем – Дмитрия Борецкого, Василия Селезнева, Еремея Сухощека и Киприана Арзубьева, – приговорил к смерти. Их тут же обезглавили.

В Новгороде пролитовская партия еще не сдалась, призывала обороняться. Сожгли посады вокруг города, раздавали людям оставшиеся копья и мечи, поставили на стенах пушки. Но Иван Васильевич не спешил осаждать крепость. Новые жертвы и ожесточение были совершенно ни к чему. Государь встал в Коростыни, в 50 верстах от Новгорода, и выжидал. Обстановка склонялась в его пользу. Пришли донесения с севера: двиняне отказались воевать за изменников, и отряд Гребенки Шуйского был разбит. Торжок, Порхов и прочие «младшие» города Новгородской земли открывали ворота великому князю, даже присылали ополченцев, чтобы действовать на его стороне. Сторонников Ивана Васильевича хватало и в Новгороде. Некий Упадыш с товарищами забил железом пять орудий. Его поймали, казнили, но у него было немало единомышленников.

В ожидании осады в город набились массы людей из сожженных посадов, окружающих сел. Цены на продукты взвинтились. Голодные горожане проклинали бояр, втянувших их в войну. Да и среди бояр охотников передаться к Литве становилось все меньше. Где она, Литва? А великий князь – вот он. Настроения на вече менялись, и, наконец, архиепископа послали для переговоров. Иван III запросил не так уж много. Почти полностью повторил условия прежних договоров. Новгород платил большую контрибуцию, подтверждал, что является «отчиной» великого князя. Обязался не принимать его врагов, «не отдатися никоторою хитростью ни за какого короля или великого князя», не приглашать литовских князей, не обращаться к литовскому митрополиту, ставить архиепископов только «в дому Пречистые на Москве». Кроме того, новгородцы признавали Ивана Васильевича высшей судебной инстанцией.

Государь не был злопамятным. Чествовал пирами не только своих воевод, но и новгородских делегатов. Если они образумились и принесли повинную, они больше не были врагами. Великий князь милостиво выслушивал просьбы архиепископа Феофила, по его ходатайству выпустил из тюрем заключенных бояр. Ну а зарубежным врагам впору было кусать локти. Операция против Новгорода заняла всего два месяца! Литва, Орда и немцы попросту не успели вмешаться.

Тем не менее ситуация в боярской республике на Волхове оставалась крайне нестабильной и нездоровой. Крамольники оказались битыми, их права урезали, с надеждами перекинуться к литовцам пришлось распрощаться. Но те же крамольники сохранили в Новгороде господствующее положение! Теперь они принялись отыгрываться на сторонниках Москвы. Обирали, штрафовали, запугивали «изменников». Для Новгорода такие «свободы» были вполне нормальными и обычными. Законы определяли бояре, они же контролировали, неужели «худые» мужичишки осмелятся противостоять им?

Несколько бояр вздумали отомстить псковичам, послали на них своих ключников с отрядами. Они напали на волость Гостятино, разоряли и жгли деревни. Хотя псковичи накрыли их на месте преступления, 65 человек поймали и перевешали. А в самом Новгороде симпатиями к великому князю отличались Славкова и Микитина улицы. Степенный посадник Ананьин и группа столь же высокопоставленных вельмож решили показать, кто хозяева в городе. Налетели и пограбили эти улицы, «людей многих до смерти перебили». Впредь будут знать, как перечить власть имущим.

«Молодшие» люди отлично понимали, что искать правду в суде бесполезно, там заседали сами обидчики. Но они обратились в Москву. Ведь они признали себя подданными Ивана Васильевича, целовали крест на верность ему. А в Москве-то понятия о справедливости были совсем иными. Именно эти понятия так тревожили поборников «свобод»! Государь выступал защитником Правды. Отвечал за это перед Богом. Держал в строгой узде и знать, и бояр, и чиновников. В данном случае Иван III тем более не обманул ожиданий, ведь пакостили и творили преступления его враги. Он откликнулся сразу же, после трагедии Славковой и Микитиной улиц миновало меньше месяца. В октябре 1475 г. великий князь оповестил, что выезжает в Новгород «миром», судить в своей вотчине.

Ивана Васильевича сопровождала внушительная свита: дьяки, подьячие, приставы, воины. А навстречу, прослышав об этом, хлынули «жалобники». Подавали челобитные о насилиях, злоупотреблениях. Их набралось ох как много! Сообщали о недавних обидах, вспоминали старые, когда пожаловаться было некому. В Новгороде государю, как водится, устроили пышную встречу. По улицам и площадям выстроилось население, звучали приветствия. Бояре соревновались друг с другом, зазывая государя на пиры.