долго думая, Ланфорд пронзил коротышку насквозь и позволил его телу залить кровью истоптанную траву. “Нужно взять несколько пленных и обыскать палатки” — подумал он, врываясь в гущу сражения широким взмахом оружия.

В шуме боя он не сразу услышал размеренный голос, непохожий ни на крики, ни на стоны умирающих — более того, Ланфорд даже не сразу понял, откуда он доносится.

Переглянувшись с Робином, взмыленный камарил уверился в том, что странный голос, произносящий то ли молитву, то ли заклинание, слышит не он один. На мгновение ему даже показалось, что все вокруг замерло, и сквозь прочие звуки можно разобрать слова.

Ланфорд судорожно огляделся, ища того, кто продолжал монотонно чеканить какие-то строки, то ли рифмованные, то ли повторяющиеся. Никого найти он не успел — боковое зрение вовремя приметило мелькнувшее лезвие и рука молниеносно отразила удар высоченного — с Робина ростом — громилы. Следующая атака вышла не слишком удачной и грязной, а потому кровь из распоротого живота жертвы хлынула прямо на Ланфорда, залив ему руки и грудь.

Перед глазами вдруг что-то мелькнуло. Камарил на мгновение замер, тряхнул головой и почувствовал, как в глазах начинает темнеть, а лоб покрывается испариной.

С ним никогда не случалось ничего подобного.

— Ланфорд! — Взревел над ухом голос Робина.

Он распахнул глаза шире, пытаясь сфокусировать зрение на испачканном в крови лице друга.

— Это древнекирацийский! Прислушайся…

Если Робин что-то еще говорил, то Ланфорд больше его не слышал — в ушах внезапно зазвенело, как после удара по голове, но монотонные слова все еще просачивались в его разум.

Камарилы знали этот язык лишь частями — их обучали тем словам, которые особенно важны для разоблачения и обличения ветувьяров. Все остальное просто опускали за ненадобностью, как оказалось, зря. Сейчас Ланфорд многое бы отдал за то, чтобы узнать, что за заклинание раздается над лагерем.

Ничего знакомого расслышать он так и не успел — зрение почти полностью отказало ему, и в этот момент под ребра вонзилось что-то острое. Было больно, но не так сильно, как он рассчитывал.

Заклинание действовало, и уже через мгновение Ланфорд вместе с остальными камарилами провалился во тьму.

*

Джеррет отхлебнул пива из тяжелой кружки с отбитой ручкой и вытянул ноги под столом.

Твиндек “Живучего лосося” был забит до отказа — здесь было до того тесно и душно, что адмирал был даже не прочь бы выйти на палубу подышать свежим воздухом. Снаружи наверняка уже стемнело, а морской воздух наполнился приятной прохладой, но пробираться через собственных подвыпивших ребят к выходу не очень-то хотелось. Поэтому он не стал утруждаться и остался на своем месте во главе стола, с которого уже убрали все харчи и оставили лишь выпивку да игральные кости.

Настал черед Чева — смышленого молодого матроса, которого Джеррет нашел в крохотном, граничащем с Двисетом городке, где “доброжелательные” земляки намеревались казнить его за связь с дочерью местного купца. Он сделал свой ход, и едва кости приземлились на столешнице, как остальные моряки, включая Ноппера, который играл против него, взорвались в недовольстве.

— Нет, ну мухлюешь же, стервец! — Грохнул кулаком по столу старпом.

— Что!? — Возмутился Чев, — С чего бы мне дурить вас?

Моряки принялись неодобрительно что-то бормотать и пытаться вывести матроса на чистую воду. Каждый гнул что-то свое, отчего в гуле их голосов нельзя было разобрать ни слова. Из всего экипажа молчали только Джеррет и Престон — даже капитан Хетинг пытался что-то кому-то доказать.

Не желая участвовать в их перепалке, адмирал обернулся, чтобы взглянуть на Селин, что устроилась на скамейке в углу. Рядом с ней расположился совершенно завороженный и счастливый Атвин, рот которого не закрывался с самого начала их сегодняшнего веселья. Видимо, он так боялся, что девица заскучает, что развлекал ее историей всей своей жизни, с рождения и до сегодняшнего дня.

То ли слушая Атвина, то ли нет, Селин смотрела куда-то в пустоту, словно витая в своих мыслях. Джеррет не всегда понимал этот ее пустой взгляд — и без того нелюдимая, стеснительная и пугливая, девушка и вовсе отгораживалась от всего мира, размышляя о чем-то своем. Никто из них никогда не узнает, что она скрывает, но адмирал подозревал, что Селин пришлось пережить нечто поистине ужасное — а может, ужасной была вся ее жизнь…

Еще жальче было Атвина — парнем он был добрым и чутким, а потому Джеррету не хотелось, чтобы ему разбили сердце. Но Селин не врала — она и вправду была холодна к нему, как льдина, а значит, не чувствовала ничего, и вряд ли это можно изменить.

Наверное, надо будет поговорить с Атвином насчет девицы, может даже попытаться предостеречь…

Когда Джеррет вновь повернулся к столу, весь экипаж уже покатывался со смеху, Ноппер скрепя сердце пересчитывал свои проигранные гроши, а Чев довольно улыбался, принимая поздравления с победой. Даже Престон с усмешкой наблюдал за всем этим, медленно потягивая пиво из кружки.

Отдав матросу его законный выигрыш, старпом возмущенно поинтересовался:

— Что-то, наш капитан сегодня тих, как морской штиль. Не случилось ли чего?

Естественно, под капитаном он понимал не Хетинга, а Джеррета. Не успел адмирал сообразить и снова глотнуть пива, как вся взгляды обратились к нему.

— Случилось? У меня? Заканчивай пить, Ноппер, ты пьян!

Экипаж хоть и рассмеялся, но явно был согласен со старпомом.

— Так и не молчите тогда, — Заявил старый моряк, — Извольте уж порадовать!

Джеррет оглядел своих парней — не радовался разве что Хетинг, но ему улыбка, видимо, доставляла нестерпимую боль, или же он попросту не знал, что это такое.

— Давай уж, Джер, — Попросил Престон, ставя кружку на стол.

Ухмыльнувшись, адмирал встал из-за стола, протолкнулся между скамейками и отыскал небольшой клочок свободного пространства. Лица, подсвеченные масляными лампами, замерли в ожидании. Среди них была и Селин, не сводящая с него глаз, ставших сосредоточенными и осмысленными. Что ж, перед ней позориться придется впервые.

— Какую? — Спросил Джеррет.

— Про черта! Нашу любимую! — Хором заорали моряки.

“Да неужели я так хорошо ее пою? Даже “сестрица” Ремора всегда любила ее слушать” — подумал Джеррет, набирая в грудь воздуха. Выждав мгновение, он затянул первый куплет:

“Однажды старый черт морской

Приплыл на северный прибой

Чтоб там увидеть моряка

И то ему сказать:”

Не пропел он и пару строк, как кто-то из парней ритмично застучал по столу.

“Ты, милый мой моряк,

Ты должен волны покорять,

Ты должен старый клад искать

И грабить корабли”.

Со второго куплета уже и сам Джеррет начал хлопать в