– Здравствуй, Моисей! Ты, я вижу, заждался меня, – сказал Тот и понял, что больше слов ему на ум в данный момент не приходит из-за того, что совесть как-то слишком сильно его помучила и чувство стыда не позволяло Хранителю Кристаллов говорить со своим подопечным более свободно и раскованно.

– Господи, это ты? – в волнении залепетал Моисей, подскочил с кровати, пытаясь оглядываться по сторонам, насколько позволяла темнота, чтобы осветить комнату и увидеть-таки Господа.

– Не суетись, Моисей. Сядь обратно на кровать! – сказал ему Тот, понимая, что обсуждать бытовые вопросы у него сейчас получится намного лучше, чем говорить о деле, слушать про неудачи Моисея и подстегивать тем самым свое и без того развитое чувство вины. – Не стремись осветить комнату. Ты все равно не сможешь меня увидеть. А слышать меня ты можешь и в темноте.

После этих слов Бога никакого ответа не последовало, отчего повисла пауза, и это ввело Тота в глубокое замешательство. Слова из-за чувства стыда по-прежнему не шли ему на ум, а сам Моисей ничего не спрашивал и не давал ему повода поддержать беседу чем-либо пустяшным, не имеющим отношения к делу. Повисшая тишина уже начала напрягать Тота не на шутку. Поэтому он судорожно занялся подбором слов, с которых логично было перевести разговор на то самое дело, ради которого все это и произошло. Но наспех выдуманной речи не суждено было быть озвученной, потому что внезапно Моисей обхватил свою седую голову руками и разрыдался. Тот опешил и, думая, что старик рыдает от всех тех злоключений и неудач, которые с ним произошли, начал ненавидеть себя еще сильнее. Хранитель Кристаллов понимал, что, в сущности, это он и его сосредоточенность только на своих проблемах довели пожилого человека до такого состояния, подвергнув его нервным перегрузкам. Но между тем Моисей рыдал от счастья, что Бог наконец-таки услышал и явился к нему. Обвинять Хранителя Кристаллов в том, что он бросил его на произвол судьбы, ему бы и в голову не пришло даже в бреду. А Тоту почему-то в этот момент не приходило в голову, что Моисей в жизни бы не осмелился обвинить Всемогущего Господа в чем-либо. Он до сих пор продолжал ко всем вокруг относиться как к равным, сколько бы Хиз ни гнобил его за этот недостаток. И понимая, что более или менее равный ему непременно обвинил бы его за то, что Тот его просто бросил одного при выполнении важного задания, Хранитель Кристаллов искренне считал, что Моисей в душе укоряет его. Он было уже хотел начать объясняться и извиняться перед своим подопечным. Но внезапно старик заговорил, продолжая рыдать, и его слова дали понять Тоту, что никто его ни на секунду не обвинял за этот кидок в столь важные и ответственные моменты человеческой истории.

– Господи, как я рад, как счастлив, что ты снова говоришь со мной! – в слезах радости, всхлипывая, говорил Моисей. – Я никогда так не переживал, как от подозрений, что я стал тебе неугоден за какой-то проступок, поэтому ты и перестал со мной разговаривать. Если я что-то сделал не так, прости своего раба, что не оправдал твои ожидания…

Хранитель Кристаллов, осознав, что Моисею и в голову даже не пришло его укорять, несмотря на то что пережил он из-за своего Бога немало, впервые за все время помимо большого уважения испытал еще и нежность к старику. Жутко захотелось подбодрить и утешить своего подопечного, и слова для этого внезапно нашлись сами собой.

– Моисей, дорогой мой! Ну что ты такое говоришь! – с существенно большей уверенностью, чем раньше, заговорил Тот. – С чего ты взял, что ты мне стал неугоден за какой-либо проступок? Я не говорил с тобой из-за того, что у тебя еще пока что были инструкции с предыдущего нашего разговора. Теперь ты их исполнил все, и я сразу же к тебе явился снова. И сейчас мы с тобой обсудим, что нам делать дальше в сложившейся ситуации.

– Господи, прости меня, если сможешь, за все то, что я натворил! – продолжал всхлипывать корящий себя Моисей. – У меня не было ни малейшего намерения делать жизнь моих братьев-евреев еще тяжелее. И я вовсе не хотел сделать так, чтобы они меня столь быстро возненавидели. Просто обстоятельства сложились так, что, выполняя твои поручения, я прогневил фараона, и он сделал работу евреев существенно более тяжелой, чтобы у них и лишней свободной минуты не было и они перестали помышлять о том, чтобы пойти совершить жертвоприношение Господу своему в пустыне.

Слушая раскаяния и причитания Моисея, Тот наскоро еще раз прокрутил все события, в которых участвовал его подопечный, чтобы понять, кто и где тут был не прав в своих действиях и случилось ли от этого что-то непоправимое. Когда через пару мгновений все было прокручено в мозгу, Хранитель Кристаллов заговорил немного даже возмущенным тоном, что поначалу испугало старика, поскольку он подумал, что гневаются именно на него за неверные шаги. Но быстро эти страхи были развеяны словами Тота.

– Моисей, – сказал с чуть заметным негодованием Тот. – Я правильно понял ситуацию, что народ тобой сначала восхищался, боготворил тебя и верил, что ты их выведешь из рабства? А лишь стоило тебе первый раз неудачно сходить к фараону, и это обернулось ухудшением положения евреев, так они тут же тебя возненавидели, причем куда сильнее, чем накануне любили?

– Да, Господи, все так и было, – продолжал каяться Моисей. – Я неудачно сходил к фараону, и из-за меня жизнь моего народа сделалась невыносимой.

– Из-за тебя? – с нарочитым удивлением спросил Тот. – Не вижу ни одной причины, Моисей, чтобы ты себя тут в чем-то обвинял. Во-первых, я тебя еще у несгораемого куста предупредил, что я ожесточу сердце фараона. А во-вторых, если твои собратья при первой же трудности возненавидели и отвернулись от тебя, притом что накануне боготворили и верили в тебя, да так им всем и надо! Пусть бы еще посильнее фараон на них окрысился за это! Я, конечно, понимаю, что твоим евреям хотелось бы как-нибудь аккуратно выйти из рабства и не испытать при этом никаких неудобств. А еще лучше не выйти, а чтобы ваш Господь сотворил чудо и вынес их из-под египетского гнета. Ну, чтобы им самим ногами не пришлось идти из рабства и не утруждать свои конечности. Желание это, конечно, хорошее и, я бы даже сказал, экономное с точки зрения затрат человеческой энергии. Но так не бывает.

– Позволь спросить, Господи, – с опаской спросил Моисей, сразу же осекся, но тут же немного осмелел и продолжил: – Что так не бывает? Ты не совершаешь чудес? Но как же так? Когда ты возле куста велел мне пойти в Египет вывести народ мой из рабства, ты же сам говорил, что явишь миру чудеса, доселе невиданные, чтобы показать всем, что ты есть единственный и всемогущий Господь…

– Я совершаю чудеса, Моисей, – ответил Тот немного раздраженно от того, что кто-то пытается поймать его на слове, но тут же успокоился, вспомнив про все переживания старика, которым он подвергся по его забывчивости, и добавил: – Но я не совершаю чудес для того, кто не желает жертвовать своим комфортом ради достижения своей же цели. Так что все, что произошло с народом твоим после твоего похода к фараону, так оно и должно было быть, Моисей. Не вини себя. Это всего лишь следствие единых для всех законов Вселенных. Гнилое нутро должно быть и всегда будет исправлено рано или поздно. И, к сожалению, душа от лишений меняется куда быстрее, чем если без них путем естественного развития. А мы долго ждать не можем. Избранный мною народ должен быть достойным. Поэтому будем их поголовно исправлять. Так что, Моисей, твоей вины тут вообще нет никакой. Можешь расслабиться. Это всего лишь проявление в действии Вселенских законов, общих для всех.