Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже сами ощущения тела от контакта с полом были просто волшебны, напоминая о том, что хрупкая плоть продолжает существовать в бренном и греховном мире. И, как ни странно, желает существовать и дальше, а потому Себастьян не торопился начинать разговор или как-то иначе действовать, предоставив право хода оппоненту, который сейчас был безоговорочным хозяином положения.
Повторения совсем не хотелось.
Постепенно восстанавливалась и память: Себастьян вдруг понял, что на единственный миг успел бросить взгляд на стоящего перед ним человека. Никогда прежде они не встречались лично, но тем не менее ювелир сразу узнал его.
Да и мудрено было не узнать – чеканный лик правителя Ледума красовался на аверсе каждой монеты, которую выпускал городской монетный двор: золотой, серебряной или даже медной. Специфика профессии обязывала Себастьяна знать в лицо всех правящих лиц Бреонии, обладавших монетной регалией, а также гербы и девизы городов, неизменно помещавшиеся на реверсах. Помимо них ювелир мог легко перечислить эмблемы всех тридцати девяти монетных дворов, официально используемые ими виды гурта, гуртовые надписи, оттиски и прочие обязательные признаки, удостоверяющие подлинность денежных знаков.
И если монеты других городов периодически меняли внешний вид – в связи со сменой портрета, – то монеты Ледума в этом плане отличались завидным постоянством. Они имели широкое хождение за границами городских стен, став неким символом стабильности и надежности в переменчивом мире. Монеты Ледума все чаще использовались для нужд межгосударственной торговли, потеснив на этом поле золото Аманиты, которое прежде господствовало безраздельно и официально обладало статусом основного резервного и платежного средства Бреонии.
Вспомнив проигранный им поединок в скорости реакции и своего противника, предсказуемо одержавшего верх, Себастьян задумался. Лорд Эдвард обожествлял красоту и сам мог считаться красивым мужчиной, но почему-то назвать его таковым у Себастьяна не повернулся бы язык.
Несмотря на идеальную правильность черт лица, походившего на слепок из охлажденного воска, несмотря на совершенство линий высокой, статной фигуры, находиться рядом с правителем было не по себе.
Красота должна быть приятна глазу и естественным образом внушать расположение. Внешняя безупречность лорда Эдварда скорее пугала.
Себастьяну впервые довелось встретить на своем пути человека столь высокого статуса. От правителя Ледума веяло силой, в которой крылось что-то противоестественное, нечеловеческое. Одним своим присутствием он устрашал. Чертовщина какая-то. Влияние энергетики алмазов? Врожденная авторитетность? Сложно сказать.
Сила таилась в самой его спокойной, расслабленной позе, в каждом движении пальцев, в легком наклоне головы. В молодости, которая длилась, кажется, целую вечность. Сейчас не самый подходящий момент, чтобы хорошенько поразмыслить над этой загадкой, но нечто в этом человеке было не так. Нечто очень важное.
И самое главное – глаза. Глаза человека не современного мира, человека, видевшего многое из того, что существует ныне, и многое, успевшее кануть в небытие. Себастьян был не робкого десятка, но и он невольно вздрогнул, когда случайно заглянул в них, открыв дверь. Холодные и темные, полные ворвавшегося в ночь ветра, они зримо напоминали долгую зимнюю полночь и заставляли застывать.
В них была только беспросветная льдистая тьма.
Так жутко, наверно, смотрели самые первые ведьмаки, только познавшие сладкий вкус могущества. В те далекие времена древняя Бреония считалась единым теократическим государством: власть полностью принадлежала высшим церковным деятелям, а Инквизиция не имела самостоятельности и была только частью Церкви, ее вооруженной силой.
Манипуляции с минералами считались тогда общением с нечистой силой, именовались «богомерзким ведьмовством» и были строго-настрого запрещены. Людей, посмевших заняться им, проклинали и отлучали от Церкви. А потому инквизиторы с той же фанатичной ненавистью, что и сегодня Искаженных, преследовали и сжигали на кострах заклинателей, которые только-только начали открывать новые возможности…
С тех пор многое изменилось.
Годы шли, и ведьмакам удалось отстоять свое право на жизнь – и даже больше. Церковь постепенно утрачивала безграничное влияние на политику. Наконец, произошла Великая Схизма, и Церковь впервые раскололась сама в себе. Малая часть священнослужителей сохранила верность прежним убеждениям, большая же часть, уступив жесткому давлению ситуации, вынужденно приняла сторону врагов. Первых объявили еретиками, и совместные преследования Церкви и магов обратились уже против них.
Произошла Ночь Явления Истины, и белые одежды священников в одночасье сделались алыми. С тех пор никогда больше уцелевшие служители Церкви не надевали этот чистый цвет. Оскверненный и запятнанный кровью, он стал символом власти новоявленных лордов-защитников.
Вот и сегодня лорд Ледума был в традиционном белом.
Вскоре после тех злосчастных событий произошел вторичный раскол: объявив действия высших церковников братоубийством и отступничеством, от Церкви окончательно откололась Инквизиция, оставив священников без вооруженной защиты, в полной зависимости от ведьмаков.
Так центры силы поменялись местами. Мир стал иным, и вектор его развития непоправимо сместился.
Эти давние, кажущиеся сегодня нереальными события совсем уже стерлись из людской памяти, и лишь редкие сохранившие верность старой Церкви фанатики помнили о них.
Впрочем, немногим более реальными казались Себастьяну события текущие. Встретить самого лорда-защитника на каких-то забытых Изначальным городских задворках, да еще и в полном одиночестве? Уж скорее можно повстречать прохаживающегося в центре Ледума дракона… хотя это, наверное, не совсем удачный пример.
Будет ли конец злым шуткам судьбы?
– Вероятно, ты мучаешься вопросом, почему до сих пор жив? – снисходительно усмехнулся лорд Эдвард, заметив, что Себастьян пришел в себя. – Напрасное беспокойство: ты получишь по заслугам, как только объяснишь, как нашел это место и зачем явился сюда. Правдиво ответишь на все вопросы, а затем умрешь.
Вот и конец. Себастьян ни на секунду не усомнился, что именно так и будет. Голос лорда звучал столь веско, что сказанное им просто обязано немедленно облекаться в реальность. Слова его были почти осязаемы – и тяжелы как камни.
– Можешь начинать, – холодно и властно поторопил черноглазый ведьмак, ненавязчиво намекая на занятость правителя, не имеющего ни времени, ни желания для пустых разговоров.
И Себастьян начал. Сам поражаясь своему спокойствию, он поведал историю о расследовании – которое проводит, между прочим, по поручению самого лорда Эдварда – и о том, куда оно завело.
История получалась запутанной и какой-то неправдоподобно приключенческой, будто из классического детективного романа. Догадываясь, что все это не внушает доверия, Себастьян говорил кратко и емко, остановившись подробно лишь на причине злополучного появления на мельнице, которое случилось отнюдь не по его воле, что, несомненно, тоже следовало принимать в расчет.
Как ни странно, внимательно слушавший его рассказ лорд Эдвард вовсе не счел встречу с драконом фантастической.
– Как он выглядел? – уточнил он только, да и то – вполне себе будничным
