Мисс Эпплъярд, придерживающейся радикальных взглядов, и в голову не приходило, что помощник бакалейщика может воспринимать дочь богатого печатника не только милостиво снизошедшим к нему покровителем. И тот, кто намекнул бы ей: «Вам грозит опасность…» — потом горько бы об этом пожалел. От презрения, появившегося бы на лице мисс Эпплъярд, этому человеку захотелось бы провалиться сквозь землю.

Да, мисс Эпплъярд получила веское подтверждение того, что воспринимает человечество правильно. Она не могла найти более многообещающего ученика. Прогресс Гриндли-младшего, под чутким руководством мисс Эпплъярд, поражал воображение. Его жажда новых знаний, энтузиазм, с которым он к ним приобщался, конечно же, тронули сердце Гельвеции Эпплъярд. Многое, это правда, ставило Гриндли-младшего в тупик. Всякий раз список вопросов делался длиннее. Но после объяснений мисс Гельвеции Эпплъярд все становилось ясным и понятным. Она восхищалась собой, потому что ее мудрость ярким светом освещала темноту для этого молодого человека. А как внимательно он слушал, когда она говорила! И это вдохновляло на новые подвиги. Юноша определенно тянул на гения. И при этом — ужас-то какой! — если б не ее интуиция, мог бы до конца жизни простоять за прилавком бакалейного магазинчика, не принеся никакой пользы человечеству! Вытащить драгоценный камень из забвения, обточить его — достойное занятие для Ипатии, чувствующей свою ответственность перед обществом. Двух-трех визитов в маленький магазинчик на Роллс-Корт определенно не хватало: столь многое требовало детального рассмотрения. Утренний Лондон стал их школьным классом: большие, широкие, пустые, молчаливые улицы, подернутые туманом парки, где тишину нарушали только трели птиц, призывающие вместе с ними порадоваться жизни, старые сады, тенистые тропинки. Натаниэль Джордж и Джанет Гельвеция усаживались отдохнуть на скамейку. И никто им не мешал, разве что мимо проходил полисмен или пробегал бездомный кот. Джанет Гельвеция говорила. Натаниэль Джордж, не отрывая взгляда от ее глаз, без устали пил из источника ее мудрости.

Случалось, конечно, когда Джанет Гельвеции, дабы убедиться в правильности своего поведения, приходилось напоминать себе, что она дочь Соломона Эпплъярда, владельца большой типографии, тогда как он простой бакалейщик. Придет день, когда он, поднявшийся — благодаря ей — по социальной лестнице женится на женщине, достойной его нового статуса. Размышляя о будущем Натаниэля Гриндли, Джанет Гельвеция иной раз грустно вздыхала. Она не могла точно представить себе, какой должна быть жена Натаниэля Джорджа. Лишь надеялась, что он не сглупит. Многообещающие молодые люди так часто брали жен, которые только тормозили их и не способствовали дальнейшему подъему.

Одним воскресным утром поздней осенью они шли и говорили в тенистом саду Линкольн-Инн. Думали, что говорят на греческом, на самом же деле говорили на куда более древнем языке. Молодой садовник поливал цветы и улыбнулся, когда они прошли мимо. В улыбке не было ничего обидного, наоборот, в ней чувствовалась симпатия, но мисс Эпплъярд не любила, когда кто-то улыбался, глядя на нее. И что означала эта улыбка? Что-то не так с ее лицом? С ее платьем? Быть такого не могло! Ни одна женщина в Сент-Дункане не следила так тщательно за своей внешностью. Она искоса глянула на своего спутника: чистенький, приятной наружности, хорошо одетый молодой человек. И внезапно до мисс Эпплъярд дошло, что она и Гриндли-младший идут, держась за руки. Конечно же, мисс Эпплъярд вознегодовала.

— Как вы посмели! — вскричала мисс Эпплъярд. — Я невероятно на вас зла. Как вы посмели?!

Смуглая кожа стала алой. Глаза цвета лесного ореха наполнились слезами.

— Немедленно оставьте меня! — скомандовала мисс Эпплъярд.

Вместо этого Гриндли-младший схватил ее за обе руки.

— Я вас люблю! Я вас обожаю! Я вас боготворю! — вскричал молодой Гриндли, позабыв все наставления мисс Эпплъярд о необходимости избегать тавтологии.

— Вы не имели права! — заявила мисс Эпплъярд.

— Ничего не мог с собой поделать, — взмолился молодой Гриндли. — И это еще не самое худшее.

Тут мисс Эпплъярд побледнела. Помощник бакалейщика посмел влюбиться в нее, особенно после того, как она положила столько усилий на его обучение! Что могло быть хуже?

— Я не бакалейщик, — продолжил молодой Гриндли, полностью сознавая совершенное им преступление. — То есть не настоящий бакалейщик.

Вот тут молодой Гриндли и выложил всю эту грустную и ужасную историю бесстыдного обмана, каковой только величайший злодей этого мира мог совершить по отношению к самой честной и прекрасной деве, одно присутствие которой превращало мрачный Лондон в сверкающую столицу сказочной страны.

Поначалу мисс Эпплъярд не могла полностью осознать случившегося с ней. Только гораздо позже, пребывая в гордом одиночестве в своей комнате — к счастью для Гриндли, он не составлял ей компанию, — она наконец-то поняла, что произошло. Ее комната занимала половину верхнего этажа большого георгианского дома на Невилс-Корт, но все равно мисс Эпплъярд показалось, что стены сжимаются, а потолок рушится ей на голову.

— Год, почти год, — мисс Эпплъярд обращалась к бюсту Уильяма Шекспира, — я пахала на него, учила основам латыни и пяти книгам Евклида.

Как уже отмечалось выше, к счастью для Гриндли-младшего, он не составлял ей компанию. Поэтому бюст Уильяма Шекспира и остался на месте.

— Наверное, если бы он сказал мне сразу, — рассуждала мисс Эпплъярд, — как ему и следовало сказать, я бы больше не имела с ним ничего общего. С другой стороны, если мужчина влюблен, если он действительно влюблен, то не отдает отчета своим действиям. Полагаю, это нельзя не принимать во внимание. Но… ох! Когда я подумаю…

Тут ангел-хранитель Гриндли-младшего наверняка проскользнул в комнату, потому что мисс Эпплъярд, раздраженная сверх всякой меры философским безразличием бюста Уильяма Шекспира, отвернулась от него и совершенно случайно взгляд Гельвеции упал на ее отражение в зеркале. Мисс Эпплъярд подошла ближе. Волосы женщины всегда нужно хоть немного, но поправить. Мисс Эпплъярд, стоя перед зеркалом, начала, сама не зная почему, искать оправдания Гриндли-младшему. В конце концов умение прощать — одно из удивительных качеств женщины! Ангел-хранитель ухватился за эту возможность.

В тот вечер Соломон Эпплъярд сидел, выпрямившись на своем стуле, пребывая в некотором замешательстве. Пока он лишь смог понять, что некий молодой человек, помощник бакалейщика, но не помощник бакалейщика… и это, разумеется, не его вина, просто отец этого молодого человека показал себя грубым чудовищем… повел себя ужасно… но не так, чтобы совсем ужасно, как мог бы повести, а потом поступил очень честно, учитывая тот факт, что ничего не мог с собой поделать. Гельвеция, разумеется, очень на него разозлилась, но, с другой стороны, едва ли она могла поступить иначе, раз уж не знала наверняка, питает к нему теплые чувства или не питает. Все было очень пристойно и никогда бы не случилось, если б она это знала; все это ее вина, за исключением многого, в чем ее вины нет; но из них двоих она винит только себя, потому что не догадалась, к чему все может привести. И думает ли он, Соломон Эпплъярд, что она должна сильно злиться и ни за кого не выходить замуж, или, с учетом того, что не предугадала такого развития событий, должна обручиться с единственным мужчиной, которого способна полюбить?